— Риск — благородное дело, но не до такой же степени! — возмутился Владик. — Ты точно с дуба рухнула! Ты же и слова сказать не успеешь, как они тебя быстренько оприходуют!
— Ты давай мозгами шевели, придумывай легенду, — хмыкнула Галка. — А я уже подумаю, как это всё подавать. Чтобы не оприходовали.
Владик махнул рукой. Если она хочет смерти — пусть лезет на рожон. А он отсидится в кустах. О чём и сообщил.
— Щас тебе, отсидишься ты в кустах, — язвительно прошептала Галка. — Если они увидят меня, то потом всё равно островок обыщут. И тогда в оборот возьмут уже тебя. Нравится?.. А, не нравится. Тогда слушай сюда. У меня тут заготовочка наметилась…
Минут пять она объясняла Владику свою задумку. Тот слушал весьма скептически, но не перебивал. Во всяком случае, это было уже что-то более определённое. Маленький шанс. Если они вывалились из родного двадцать первого века куда-нибудь в семнадцатый-восемнадцатый, то здесь нужно как-то выживать. Без папиных денег, без джипа, без приятелей, охраны, элитных клубов… Но ведь Галка и дома как-то выживала без всего этого. Значит, и он, если захочет, сумеет? И когда-нибудь сможет защитить её? Он мужик, а должен отсиживаться в кустах, пока девушка рискует головой. С другой стороны — соседка права: самое большее, что он может сделать ножом — порезаться. А уж кого-то защищать…
Галка дождалась, пока солнце взойдёт достаточно высоко. С корабля к тому времени прибыли ещё две небольшие шлюпки, на берег высадилось как минимум человек сорок. Продырявленный корабль отбуксировали ближе к берегу и принялись выгружать шлюпками оттуда всё подряд — поклажу, какие-то мешки, бочки. Потом настал черёд пушек. Бронзовых. Дульнозарядных. Похожие Галка видела только в городском музее — свидетели былой славы лихих казаков Богдана Хмельницкого мирно выстроились рядком во втором зале. Высадившиеся тут же принялись сооружать временный лагерь. Видимо, собирались задержаться здесь на несколько дней. Корабль, там, хоть как-то отремонтировать, днище почистить, ещё чего-нибудь. Прятаться от них все эти несколько дней не с руки. Лучше объявиться, но так, чтобы у пиратов — а Галка теперь абсолютно была уверена, что это настоящие пираты — не возникло никаких сомнений в её словах. А заинтересовать и удивить она их действительно могла.
Пока одна группа морячков каталась между берегом и кораблём, перетаскивая на пляж свой инвентарь, другая развела костёр. Среди них выделялись трое: два мужика, одетые так же, как и остальные, но, во-первых, в более-менее новое и чистое, а во-вторых, начальственного вида. И ещё один невысокий, седой, в простых рубахе и штанах, в жёлтом головном платке, но тоже державшийся независимо. Капитан и его офицеры — сообразила Галка. Из этих троих один держался более властно, вызывающе, что ли. И на рожу был — только детишек пугать. Второй больше соответствовал Галкиным понятиям о дворянине семнадцатого века. Загорелый, как и все, но на лицо не в пример симпатичнее капитана. Уже не скажешь «рожа», во всяком случае. На троих у начальничков было одно выражение лица — хмурое. Точно кто-то на них здорово наехал. Тут веселиться не от чего. Команда тоже не выглядела особо счастливой, но во всяком случае повеселее капитана и офицеров. А уж когда они выгрузили своё имущество и поджарили на костре мясо, то даже затянули какую-то песенку. Галке пришлось ждать этого добрых два часа, но она никуда не торопилась. Каково приходилось сейчас Владику, она могла представить, но лишь бы он не вздумал высовываться или шуметь. Соображалки должно хватить, всё-таки высшее экономическое за плечами. В общем-то затягивать с визитом тоже не стоило. Страх — штука коварная. Иного он и разума лишить может. Вот так и кидаются некоторые сквозь кусты, не помня себя от страха, а их первой же пулей…
Ветерок донёс до неё запах жареного мяса, фруктов и чего-то спиртного. Дождавшись, когда народ примет грамм по двести, Галка мысленно помолилась, поправила закатанную до колен штанину и осторожно, сантиметр за сантиметром, подтянулась почти к самому краю зарослей. Прислушалась. Говорили эти люди по-английски, но как-то не так. Оно и понятно: за триста с чем-то там лет любой язык бы переменился. Но — ещё одна странность — Галка не испытывала никаких языковых трудностей. Она каким-то десятым чувством понимала всё сказанное и почему-то была уверена, что ей удастся объясниться.