— Да, заметно.
— А мне он нравится, — икнул Грыст. — Опять же, по-тарабарски разумеет!
— А ты сам где так непонятно научился разговаривать?
— Почему-то люди считают, что тролли только так и умеют говорить. И когда меня встречали, такую чушь начинали нести! Пиджин-лингво называется. Хочешь — не хочешь, научишься.
Тролль приложился к очередному кувшину. Он на окружающую еду не обращал внимания, зато пил, как лошадь. Серега незаметно ткнул его в бок.
— Слышь, Грыст, ты бы закусывал! Вот, осётр жареный!
— Я рыбу не люблю!
— Поросёнок…
— Не хочу! Он хрюкает!
— Что ты! Это твой сосед справа чавкает!
— Всё равно не хочу! — тролль капризно скривился. И без того не красавец, теперь он стал просто страшноватым.
— Огурцы маринованные, грибы… Самая лучшая закуска!
— Не люблю я траву! — поморщился Грыст. — Мне б чего-нибудь такого…
— Какого? — Серега стало любопытно, чего же возжелал тролль. — Слушай, Грыст, а, может, ты, и вправду, людоед?
— Конечно! Щас тобой закусывать начну! Интересно, чего это там Н Губу наворачивает?
Негритянский воин с аппетитом ел что-то из огромной плоской миски. Он несколько раз радушно предложил сидящим рядом угощение, но те отказывались, и в знак признательности прикладывали руки к горлу. Со стороны это походило на попытки сдержать рвотный позыв.
Тролль поднялся и заковылял к Н Губу. Тот, увидев приближающегося зелёного гиганта, схватился за кувшин.
— Выпьем?
— Что это у тебя такое интересное? — задал контрвопрос Грыст, ненавязчиво заглядывая в тарелку.
— Саранча в сахарном сиропе.
— Угу, — многозначительно сказал тролль, — говорят, хорошая закуска.
— Брат! — завопил Н Губу. — Ну, наконец-то, нашёлся настоящий ценитель!
Вскоре черный и зелёный братья наперегонки опустошали блюдо с национальным африканским угощением, запивая его изрядным количеством вина из греческих виноградников. Черный брат оказался менее выносливым — на третьем кувшине срубился под стол. Грыст пробормотал:
— Закусывать надо было!
И придвинул к себе поближе блюдо с саранчой.
По мере разгара вечеринки приглашённые зрительницы, они же официантки поневоле, исчезли от греха подальше. Серёга, воспользовавшись тем, что на него перестали обращать внимание, незаметно улизнул из застольного шатра. Заметив неподалеку от кузницы тонкую девичью фигурку, он зашагал к ней. И чем ближе подходил, тем больше робел. Никогда он за собой подобного не замечал, и оттого робел ещё сильнее. Приблизившись к Варе, он окончательно смутился и стоял столбом, не зная, как начать разговор. Девушка улыбалась и молча поглаживала косу.
— Я… вот… — чувствуя себя красноречивым, как великий немой, промямлил парень.
— Вижу! — весёлых бесенят в глазах Вари прибавилось. — Сбежал?
— Ага! Они там уже друг друга перестали узнавать, так что про меня забыли.
— Рановато. Ваня рассказывал, что такое состояние обычно ближе к полуночи наступает.
— В те разы Кощея не побивали. Варь, а здесь есть речка?
— Ваня говорил, есть. Зачем тебе? — удивилась девушка. — Никак купаться ночью собрался?
— Просто я всегда мечтал прогуляться при луне с красивой девушкой по берегу речки! — робость прошла, и Серега галантно подал Варе руку. — Покажешь?
— Пойдём.
Но едва они добрались до края Ратного поля, как послышался ехидный голосок:
— Пойдём к речке прогуляться, будем вдоволь целоваться!
Серега сорвал здоровую сосновую шишку и запустил ей в траву.
— Мимо! Богатырь, а попасть не можешь!
— Ну его! — Варя потянула Серегу, сорвавшего вторую шишку. — Ему скучно, вот и дразнится.
Пара удалилась в сторону речки. Среди травы возникла небольшая лохматая фигурка, почёсывающая голову.
— Робин Гуд выискался! — проворчал Язычник. — Надо же, с первой шишки в лоб попал!
А в шатре веселье продолжалось с особо-изощрённым размахом. Правда, только среди тех, у кого ещё функционировали хватательные рефлексы, чтобы держать чашу (кубок, черпак и прочее) и глотательные, чтобы суметь залить в себя ещё немного алкоголя. Что бы ни говорил Святогор, но выпивки богатыри привезли с собой куда больше, чем закуски. Уже исчезли со столов разносолы, от поросят остались дочиста обглоданные кости, прекратили своё существование цельно-жареные осетры. И кое-кто начинал поглядывать на весело-хрумкающего Грыста — может, в самом деле, не так уж плоха эта саранча? Одним из этих "кое-кто" был Людвиг Железный.