— Гарри, я так рад, что с тобой всё нормально. Я не смог поверить Дамблдору, что…тебя больше нет, — громко всхлипнул лесник, заливая крупными слезами бороду. — Что же такое произошло, что тебе пришлось так прятаться?
Я трансфигурировал из гриба пенёк и сел напротив него. Клык улёгся у моих ног, а Букля снова устроилась у меня на макушке.
— Хагрид, мне же не нужно брать с тебя Нерушимую клятву? Ты же сможешь делать вид, что я не Гарри, а его брат-близнец?
— Что ты, Гарри! — обиженно воскликнул полувеликан. — Я же никогда тебя не предавал! Гарри, — доверчиво наклонясь ко мне, тихо сказал, — ты не думай, я не доверяю Дамблдору. Я догадываюсь, он нехорошие дела проворачивает в замке… А если я его и восхваляю, то это — притворство.
— Какие нехорошие дела, Хагрид? — осторожно спросил я.
— Нехорошие, Гарри. От этого болеют детишки. Они что-то с Олливандером проделывают с волшебными палочками.
— С волшебными палочками? — удивился я. — Что они делают с палочками? Откуда ты об этом знаешь?
— Помнишь, я вам рассказывал, что мою палочку сломали, когда обвинили меня в смерти девочки? — Я кивнул, конечно же, я об этом помнил. Хагрида тогда подставил Том Реддл, его четырнадцатилетним, хоть и в шкаф ростом, мальчишкой посадили в Азкабан. — Так вот. Мне Дамблдор отдал обломки моей палочки. Я хотел, чтобы мне её восстановили, и обратился к…одному тайному мастеру из Лютного переулка. Мне-то Олливандер, когда я покупал себе палочку, говорил, что основа из дуба, а про сердцевину ничего не сказал. Так вот — артефактор из Лютного определил, что никакой это не дуб, а — анчар. Знаешь такое дерево?
— Конечно, знаю, — ахнув про себя, ответил я. — Анчар — самое ядовитое дерево с мрачнейшей энергетикой, способное впитывать магию владельца и передавать её изготовителю без малейших усилий с его стороны.
— Вот именно, Гарри. Всё так, — быстро-быстро закивал головой полувеликан.
— Но это же… Блин! У меня нет даже слов! Хагрид, а ты уверен, что тот твой тайный артефактор не врёт? Может, он таким образом хочет навредить конкуренту?
— Уверен, Гарри. Олливандер ему не конкурент. У Гарика покупают волшебные палочки только магглокровки и некоторые полукровки. Чистокровным детям заказывают инструмент у других мастеров. Заготавливают составляющие элементы с первых магических выбросов. Потом в одиннадцать, четырнадцать и семнадцать лет меняют, если необходимо, — твёрдо ответил Хагрид. — А магглорождённые так и пользуются одной палочкой, которую приобретают перед поступлением в школу. Кто из них догадается проверить, из чего на самом деле его палочка?
— Да, ты прав, Хагрид. Я, например, понятия не имею, как на самом деле выглядит остролист.
— Остролист — это кустарник. У него тонкие и колючие ветки с тёмно-зелеными, тоже колючими листьями, — сказал лесник. — И вообще, остролист больше тёмное растение. Оно непригодно к светлой магии.
— Хагрид! Почему ты мне обо всём этом раньше не говорил? — возмущённо завопил я. — Ведь у меня в палочке сердцевина — перо феникса. А известно, что фениксы — светлые создания магии!
— А ты уверен, что там — перо феникса? Кто тебе это сказал?
Я всё понял. Действительно, кто будет проверять, что там вложил в палочку мастер? Всё верят на слово. А при чём здесь Дамблдор? Да к чёрту! Этот старый интриган всегда при чём! Но почему никто никогда не говорил, что с возрастом надо проверять палочку на совместимость?
Хагрид только пожал огромными плечами.
Чистокровные это знают. А кто из них будет распинаться перед «грязнокровками»? Стараниями Дамблдора магическое сообщество Англии неплохо так раскололось. Для многих магглорождённых старые семьи — враги номер один. Так же, как и для чистокровных — магглорождённые. Директор старательно мутит воду не первое уже десятилетие и имеет прямой доступ и возможность влиять на незрелые юные умы, и остаётся в прямом выигрыше от этого. А то, что дети теряли большую часть своей магии, то, что они жили недолго, то, что их характеры и поведение менялось в худшую сторону — кого это волнует? Магглорождённые же! Вот оно!!! Может, это и есть тот самый артефакт? Ментальное воздействие через проводник магии?..
— Гарри, а куда делся Добби? — спросил Хагрид, прерывая мои размышления.
— Добби? А Добби, Хагрид, больше нет, — ответил я, полувеликан вздрогнул и опять зашмыгал носом, — не расстраивайся так. Добби — герой. Он спас мне жизнь. И в награду за это ему позволили переродиться. Теперь он — Бадди, мой личный эльф. Но он помнит всё, что было с Добби. Если хочешь, я пришлю его к тебе.
— Правда? — обрадовался Хагрид, — Пришли, конечно.
— Хорошо, только, боюсь, ты его теперь не узнаешь, — засмеялся я.
— Да, чегой-то все домовики в Хогвартсе изменились. Это ты их принял под свою руку? — его загорелое лицо озарила лукавая улыбка.
— Нет, они так и остались домовиками Хогвартса. Куда мне их столько? — в испуге развёл я руками…
====== Всё своё ношу с собой... ======
Мы проговорили с Хагридом до темноты. Я рассказал ему почти всё, что приключилось со мной за это время. Хагрид в свою очередь поведал мне о том, что происходило здесь, пока меня не было…
Оказывается, Дамблдор действительно пытается выставить меня одержимым тёмными силами, а конкретно провозгласить новым Тёмным Лордом, как и предупреждал меня в записке Снейп. И ему удаётся убедить в этом магическое сообщество Англии, послушные марионетки привыкли верить на слово его «Светлейшеству». Нет никаких доказательств того, что Неназываемый на самом деле исчез навсегда. Бывший министр Фадж воспротивился убеждениям старого интригана и объявил Гарри Поттера национальным героем. На благотворительные пожертвования, в основном от старых семей, установили в Атриуме министерства памятник Гарри Поттеру и объявили траур по погибшему герою. Не потому, что Фадж стал лояльным по отношению к Поттеру, а в пику Дамблдору. Фадж хотел тихо и спокойно досидеть свой срок в удобном министерском кресле, а не воевать с «выдуманными старым маразматиком страшилками». Через две недели после объявления траура Фаджа нашли мёртвым в его миноре, защищённом всеми возможными и невозможными чарами похлеще защиты министерства и Хогвартса. Обнаружила его домовичка, но рассказать следствию ничего не смогла. Расследование провели спустя рукава и объявили, что министр умер от отката магии, потому что своими действиями, точнее — бездействием, подверг магический мир, ни много ни мало — геноциду!
Вот так! Дамблдор убирает всех, кто осмелится пойти против него! А тут ещё появление «брата-близнеца» Гарри Поттера, о котором никто, никогда и ничего не слышал… Так что, Гарри, делай выводы! А вывод один — ДА ГОРИ АДСКИМ ПЛАМЕНЕМ ВСЁ МАГИЧЕСКОЕ СООБЩЕСТВО АНГЛИИ!!! В ШВЕЙЦАРИЮ, БАТЕНЬКА, В ШВЕЙЦАРИЮ! Только вот отчего-то очень сильно хочется сковырнуть с пьедестала одного старикашку, заигравшегося в Бога и вершителя судеб.
Мой гнев нарастал, я ощутил собственное тело и возникший в области солнечного сплетения жар. Потом жар стал совсем опаляющим, проникая через всё тело в пальцы, и я неосознанно, действуя на одном инстинкте, направил руки на деревья, окружающие поляну, на которой мы так удобно устроились с Хагридом. Клык испуганно заскулил и рванулся к дому хозяина. Букля взвилась высоко в небо, а Хагрид просто лёг на землю и закрыл голову руками. Воздух стал густым и тяжёлым, вокруг меня закружились магические вихри… Я громко закричал, выплескивая в этом крике всю свою боль, обиду и желание отомстить…
Долго сдерживаемая сила магии вырвалась наружу в стихийном выбросе…
Когда я очнулся, то увидел, что натворил — поляна стала в два раза больше, а деревья и кустарники превратились в щепки и дымились, догорая.
— Хагрид? — полностью опустошённый, я свалился на колени перед полувеликаном, засыпанный щепками и золой, — Хагрид, ты в порядке?
— В порядке, — поднимаясь в сидячее положение и отряхивая с волос щепки, проворчал лесник, неодобрительно оглядывая выгоревшую опушку. — Ну ты и силён, парень, — с открытым восхищением в голосе проговорил он.
И тут меня накрыло успокаивающее белое полотно, закутывая в тёплое лёгкое покрывало, и я потерял сознание.
Открыв глаза, я обнаружил себя лежащим в своей постели, в своей спальне. Из соседней комнаты слышались глухие голоса. Возле кровати на высоком стуле сидела Лина и, склонив голову на бок, расстроенно смотрела на меня, теребя лапками подол платья.