— После этого ты меня бесила ещё больше. Я каждый раз искал случая, когда ты оставалась одна, и… Хотел что-нибудь тебе сделать. Например, вытащить из колыбели и кинуть на пол. Но рука не поднималась почему-то. И я злился ещё больше. Отец как-то раз заметил, что я подошёл к твоей кровати с пауком в ладони… Сильно наказал. Но злобы не убавилось. Тебе было года два, три, когда началась вся эта история. В одной из драк я случайно выколол глаз своему другу… После этого отец перестал ко мне относиться нормально. Вечно делал замечания, злился, смотрел холодно. Я вообще его возненавидел, пуще, чем тебя. И в один день решил ему отомстить. Я… Я сбросил тебя с лестницы, Хедер.
Девушка резко повернулась, с ужасом смотря на Дагура. Тот тоже смотрел на неё, и в глазах его помимо вызова была застоявшаяся боль.
— Ты чуть не погибла тогда. Но лекари выходили тебя, вернули в жизнь. Травм серьёзных ты не получила, но они сказали, что ты… Что тебе… В общем, что ты, возможно, не доживёшь и до сорока после такого удара.
Глаза Хедер расширялись с каждой секундой. Она страшно жалела о том, что заставила брата своим молчанием рассказать ей всю правду. Сжав в пальцах ткань простыни, девушка закрыла глаза. Стало тяжело дышать в утягивающем костюме, и железо на руках показалось обжигающе холодным.
— А потом, когда тебя более-менее поставили на ноги, я поджёг дом отца. Терпение Освальда кончилось, я злорадствовал. Но страшно удивился, когда отец передал тебя каким-то незнакомым людям, которые уплыли с тобой неизвестно куда. Я тогда затаил злобу, хотя и был счастлив, что избавился от сестры. Но отец… После этого моя жизнь превратилась в ад. Постоянный надзор, тренировки до потери сознания, злоба, крики. Я не помню, когда он пропал. Но я понял — мой час пришёл. И я стал вождём. Меня уважали, да и вообще я произнёс довольно впечатляющую речь. Однако, когда пропал отец, мне попала в руки его переписка с каким-то человеком. Из неё я узнал, где тебя держат, куда ты попала и что ты находишься в приёмной семье. Старая злоба, знаешь. Мне вдруг захотелось на тебя посмотреть. Тогда-то я и сжёг твою деревню, но тебя в ней так и не нашёл.
— Почему же сжёг? — прошептала Хедер, у которой от каждого слова всё больше холодели руки.
— Хотел показать воинам свою силу, — пожал плечами Дагур и, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на Хедер. — Ты меня ненавидишь?
Девушка молчала. Она понимала, что после всего сказанного должна презирать брата. Но в сердце не было ничего, кроме застаревшей боли. И не за себя, а за Дагура болело её сердце. Потому что люди просто так не жгут острова, не кидают сестёр с лестниц… Потому что люди просто так не влюбляются в сестёр и не спасают их от смерти. И после этих слов она не хотела бить Дагура, не хотела кричать на него. Ей хотелось прижать его голову к груди и прошептать что-нибудь вроде: «Я не злюсь, правда». Но слова застряли в горле. Говорить не хотелось.
Хедер подалась вперёд, забираясь на кровать с ногами, и, взяв лицо брата в ладони, порывисто поцеловала его. Поцеловала… И Дагур ответил, осторожно касаясь пальцами её запястья. Касаясь нежно, так, что по телу тут же разлилась дрожь… Хедер медленно отстранилась, смотря в глаза брату. Он заметил её бледность, её слёзы. И один лишь вопрос, сказанный очень тихо:
— А потом?
— А потом я увидел тебя только тогда, когда сковал цепями над океаном, — прохрипел берсерк, желая притянуть её к себе, чтобы вновь поцеловать, грубо, до одури, напиваясь каждым мигом.
Но Хедер отстранилась, чуть улыбнулась, проведя ладонью по его руке, и, встав на пол, подошла к сундуку, на который женщины поставили ящичек с какими-то маслами и прочими принадлежностями для мытья. Девушка невольно выдохнула. В этот раз ей не хотелось, чтобы между ними снова разгорелось пламя… Слишком много вопросов, на которые она боялась отвечать.
И, тем более, ей нужно было привести себя в порядок после полётов и бурной ночи, прошедшей где-то там… В таком далёком большом зале на Краю.
***
Вода… Девушка сидела на деревянном краю бассейна под деревянным закрытым сводом, опустив ноги в воду. Волосы волнами рассыпались по её плечам, и правда схожие с перьями ворона… Хрупкая, опустившая плечи, смотрящая в одну точку перед собой, Хедер напоминала собой русалку из старых сказок об утопленниках.
Мысли разрывали сердце и разум, заставляя останавливаться дыханию. Что было бы, если бы в тот день отец не отдал её неизвестным людям… Если бы не решил спасти от агрессии родного брата. Что было бы тогда? Неужели Дагур пытался бы покалечить её и тогда, когда бы ей исполнилось десять, пятнадцать лет? Неужели… Неужели он и правда настолько жесток, настолько искалечен внутри? Неужели их всегда будет преследовать кровь и ненависть, наравне с дикой, адской страстью?
В то же время Хедер понимала, что ни одно сказанное ранее Дагуром слово не покоробило её… Сердце её способно вместить любовь всех миров, всех измерений, всего космоса. Она готова была простить Дагуру что угодно, даже детскую травму, о которой она не знала совершенно ничего. Просто потому, что его глаза были самыми нужными. Его руки, губы, голос… Он весь страшно важен, до самых костей и дальше. Девушка любила его всего. Так, как никто и никогда не любил… Жестоко, с дикой болью. Это как нож, самый острый из всех, что вонзается глубоко в сердце. И вместо того, чтобы вырвать металл, она продолжает насаживать глупую кричащую мышцу на лезвие, наслаждаясь той болью, что приносит ей любовь. Что приносит ей Дагур.
— Знаешь, как называется вон то созвездие?
Дагур посмотрел в небо, туда, куда указывала Хедер. Со смешком пожал плечами, ничего не ответив. Просто задумался… О чём-то своём, отстранённом.
— Я никогда не увлекался небом, — наконец произнёс Дагур, повернув голову и взглянув на Хедер. — Меня больше тянула земля. Да и вообще, если честно, я мало знаю о том, что меня окружает…
— А хотел бы знать?
— Нет. Больше всего хотел бы, чтобы мы стали семьёй, как брат и сестра. Настоящие, идущие бок о бок по линиям жизни. И ты не представляешь, как я рад, что ты вернулась ко мне…
Хедер вздохнула и, опустив ладонь в воду, вздрогнула. Слишком горячая… Слишком не такая, какая была в той бочке, в Зале на Краю. Странная цепочка ассоциаций прошлась по душе, вонзилась куда-то в самый край и… Осталась. Не исчезла, не пропала. Просто растеклась по девушке, подобно новой реке. И всего лишь потому, что Хедер вспомнила его касания…
Это грязно. Но Хедер понимала, что ей жутко нравилось, когда Дагур касался её. Ей были приятны его порывы, его поцелуи, его ладони… Всё, что он делал с ней, приносило и боль, и дикое, странное наслаждение. Страсть, вот как это зовётся. Вот только обычно страсть растворяется, испаряется после того, как происходит это. Но не с Хедер. Не с Дагуром, который, ничего не скрывая, признался в том, что любит её. Вот только почему, почему он её любит? За что, собственно? Впрочем, неважно… Здесь только вода, дерево, запахи масел и трав. Здесь только помещение без окон, которое освещает пламя свечей. Здесь воспоминания и стягивающее живот чувство. То чувство, которое принадлежало не ей, а Дагуру.
И горячая вода хлынула по венам, подобно обжигающей волне. Хедер почувствовала прикосновение где-то у самой шеи… Это Дагур опустился сзади, прижав её к себе, откидывая волосы девушки на одну сторону… Хедер позвонками ощутила его грудь, его бьющееся сердце.
От неожиданности девушка вздрогнула и даже тихо ахнула, ужаснувшись. Но потом поняла, что только Дагур, только он может так обнимать её. Так целовать её шею, дыша где-то над самым ухом… Нереально…
— Ты пахнешь травами, сестрёнка, — выдохнул берсерк, и от его голоса по телу прошлась рябь мурашек.
Тот факт, что она сидела на краю бассейна полностью обнажённая, с распущенными волосами… Такой факт не смутил Хедер. Только заставил улыбнуться, чуть прикрыв глаза от скручивающих внутренности чувств, ураганом вьющихся у самого сердца. Ладонь Дагура скользнула ниже, от плеча до локтя Хедер, чуть сжимая его пальцами.