— Лучше мне этого не говорить. Не хочу свидетельствовать против себя. Вы должны мне верить. Она внутри!
Вздохнув, он пожимает плечами, однако даёт знак патрульным сломать замок.
Они сбивают его и распахивают дверь. Там темно. Освещая путь электрическими фонарями, они заходят внутрь. Я следую за ними, хотя меня и предупредили этого не делать.
Я говорю им, как сказал Энди, что она под полом. Они передвигают ящики, скамьи, инструменты пока, наконец, один из них не кричит, что что-то нашёл.
Дыра в полу. Люк открыт. Очень темно. Темнее, чем прежде, так как там, под землёй, нет источников света, к которым могли бы приспособиться ваши глаза. Нет окон, ничто не отбрасывает тень.
Лучи фонарей вспарывают чёрную тьму. Глаза, перепуганные глаза, они моргают. Ребекка, живая. Испуганная.
— Да будь я проклят, — говорит лысый, снова почесав у себя под фуражкой. — Ты была права, Мэри.
Я потихоньку ускользаю и мчусь домой. Сердце моё колотится. Патрульные не выглядели рассерженными, но они не были такими и в прошлый раз, а хорошо это не закончилось.
Для меня не стали сюрпризом припаркованные возле моего дома полицейские машины.
Муж встречает меня в дверях.
— Давай, дорогая, — говорит он, пытаясь затащить меня внутрь.
Я пожёвываю нижнюю губу.
— Но…
Он тянет меня, а я, как идиотка, не понимаю, что он хочет сделать.
Один из патрульных хватает меня за одну руку, муж — за другую. Крепко. Выглядит так, будто они собрались перетягивать канат.
— Почему бы вам не пройти внутрь? — говорит полицейский, наконец, сдвинув меня с места. — Властям хотелось бы сказать вам спасибо за помощь в решении этого дела. Хорошего вечерa.
Они ни разу не спрашивают меня про Энди. Во всяком случае, до сих пор не спросили. У меня такое чувство, что детектив скоро что-то разнюхает.
Я случайно слышу, как обо мне разговаривают два офицера. До меня доносятся слова «помешанная» и «ненормальная».
Великолепно.
— Ну же, милая, — говорит муж, обняв меня за плечи. — Прежде чем они опять тебя заберут.
— Но…— вырываюсь я. — Моя дочь.
Закусив губу, муж качает головой:
— Прошу, — бормочет он. — Хватит уже этих баек про дочь.
Вечером, в одиннадцатичасовых новостях передают замечательный репортаж о чудесном освобождении Ребекки. В нём показывают спасённую мной маленькую девочку. Мою дочь. Ту самую, про которую они говорят, что она не моя. Ах… думаю, что буду стараться продолжать попытки получить такое право. Не знаю, как у меня получилось так ошибиться. Когда-нибудь я верну свою дочь домой. Её ожидает отдельная спаленка на первом этаже.
Ребекка смотрит прямо в камеру и благодарит меня.
Она могла бы быть моей.
Двумя днями позже исчезает другая моя дочь. «Мы предполагаем похищение», — говорят в полиции. Нужно как-то её спасать. Это уже какой-то другой выродок, на этот раз это не может быть Энди.
Мне, право же, следовало бы поехать и развязать этого парня.
Ⓒ Exposed by Monica J. O’Rourke, 2015
Ⓒ Avvakum, перевод
Шэйн МакКензи.
Кровоточащие радуги
Прошла неделя с тех пор, как я кормил собак последний раз.
Не потому что я их не любил. Не потому что я наслаждаюсь, мучая животных. Полагаю, вы можете сказать, что своих собак я люблю, хотя не уверен, что любовь моя похожа на любовь обычного человека. Точно не знаю, потому что всегда имел дело исключительно с собственными чувствами. Однако, глядя на то, как большинство людей оплакивают покойных родных, могу сказать, что любят они более глубоко, чем я.
Мне довелось повидать много мёртвых близких. И я видел множество бьющихся в истерике матерей, отцов и прочих родственников.
Однако лично меня это не расстраивало никогда. Работа такая. И говоря «работа», я имею в виду своё предназначение. На эту работу я не просился, собеседований не проходил, и никто мне ничего не разжёвывал. Просто однажды я понял, что должен делать, и с тех пор это делаю. Меня не посещали ангелы, давая приказаний, со мной не говорил Господь. Просто однажды ко мне пришло понимание. Так вы понимаете, что должны дышать, хотя никто вам этого не объяснял.
Оттого я и не кормил собак. Потому что они тоже должны были делать работу. А делали они её лучше всего, когда были голодными, слегка разозлёнными. Обращаться с ними нужно грубо, держа их почти всё время взаперти, в тесноте, тыча в них палкой несколько раз в день. Не для того, чтобы причинить им вред, совсем нет. Просто потому, что собакам необходима боль.