Но Понтер не только не смыл — он ещё и подтёрся лентой с надписью «Продезинфицировано для вашей защиты» вместо висящей тут же туалетной бумаги. Никто, даже житель самой отсталой страны третьего мира не сделает такой ошибки. А ведь Понтер явно был из технически развитого общества; об этом свидетельствовал загадочный имплант у него на левом запястье.
Ладно, подумал Рубен, лучший способ побольше узнать об этом человеке — поговорить с ним. Он определённо не может — или не хочет — говорить по-английски, но, как говаривала бабушка Рубена, есть шестьдесят и девять способов освежевать кошку.
— Понтер, — сказал Рубен, произнеся единственное слово, которое выучил прошлым вечером.
Пришелец довольно долго молчал, его голова булла немного наклонена в сторону. Потом он кивнул, будто соглашаясь с кем-то, но не с Рубеном.
— Рубен, — произнёс он.
Рубен улыбнулся.
— Правильно. Меня зовут Рубен. — Он говорил очень медленно. — А тебя зовут Понтер.
— Понтер, ка, — сказал Понтер.
Рубен указал на имплант на левом запястье Понтера.
— Что это? — спросил он.
Понтер поднял левую руку.
— Пасалаб, — сказал он. Потом произнёс это слово снова, медленно, по слогам, должно быть, догадавшись, что начался урок языка. — Па-са-лаб.
И тут Рубен осознал свою ошибку: соответствующего английского слова попросту не существовало. Ну, может быть, «имплант», но это слишком общий термин. Он решил попробовать что-нибудь попроще. Он поднял вверх один палец.
— Один, — сказал он.
— Колб, — отозвался Понтер.
Он показал два пальца, как знак победы.
— Два.
— Дак, — сказал Понтер.
Три пальца.
— Три.
— Нарб.
Четыре пальца.
— Четыре.
— Дост.
Полная рука, пять растопыренных пальцев.
— Пять.
— Айм.
Рубен продолжил, добавляя по пальцу уже левой руки, пока не выучил числительные от одного до десяти. Потом попробовал их вразброс, чтобы посмотреть, будет Понтер называть их одинаково, или он их придумывает на ходу. Насколько Рубен мог судить — он и сам не очень хорошо помнил эти незнакомые слова — Понтер в показаниях не путался. Это была не хохма; это был настоящий язык.
Потом Рубен стал указывать на части тела. Он ткнул пальцем в свою бритую голову.
— Голова, — сказал он.
Понтер указал на собственную голову.
— Кадун.
Рубен указал на глаз.
— Глаз.
И тут Понтер сделал нечто поразительное. Он поднял правую руку ладонью наружу, словно прося Рубена подождать минутку, и потом начал быстро говорить на своём языке, слегка пригнув голову и снова склонив её набок, словно разговаривая с кем-то по невидимому телефону.
— Душераздирающее зрелище! — сказала Хак Понтеру через кохлеарные импланты.
— Да ты что! — ответил Понтер. — Мы, знаешь ли, не такие, как ты; информацию в нас нельзя просто записать.
— Достойно сожаления, — сказал Хак. — Но правда, Понтер, если бы ты с самого начала следил за тем, что они говорят друг другу, то сейчас бы уже знал гораздо больше слов, чем этот куцый список существительных. Я с большой долей достоверности распознала 116 слов их языка и по контексту использования примерно догадываюсь о значении ещё 240.
— Хорошо, — сказал Понтер с некоторым раздражением, — если ты считаешь, что у тебя получится, лучше, чем у меня…
— При всём уважении, в деле изучения языка даже у шимпанзе получится лучше, чем у тебя.
— Ладно, ладно! — сказал Понтер. Он потянулся к запястью и вытянул на компаньоне штырёк, включающий его внешний динамик. — Давай, работай!
— С удовольствием, — ответила Хак через кохлеарные импланты и переключилась на внешний динамик.
— Превет, — сказал женский голос. Сердце у Рубена подпрыгнуло. — Эй, я здесь!
Рубен посмотрел вниз. Голос исходил от странного импланта на левом запястье Понтера.
— Сказать руке, — произнёс имплант.
— Гмм, — сказал Рубен. Потом: — Привет.
— Превет, Рубен, — повторил голос женский голос. — Меня зовут Хак.
— Хак, — повторил Рубен, слегка качнув головой. — Где вы?
— Я здесь.
— Нет, в смысле где вы? Я так понимаю, эта штуковина — что-то вроде сотового телефона — кстати, в больнице ими пользоваться вообще-то нельзя, они могут создавать помехи контрольной аппаратуре. Мы не можем вам перезвонить…