Следующее пробуждение астронавтов произошло за полтора часа до того, как скэтер вышел на орбиту спутника четвертой планеты. Последняя фаза торможения создавала нормальный вес, при котором можно полноценно помыться и пообедать…
— Я чувствую себя оттоптанной стадом слонов! — крикнула Укли сквозь шум воды.
— Ты не одинока в этом прекрасном чувстве, — с пафосом произнес Ван.
— А я просто хочу жрать! — честно признался Арто.
— Я работаю над этим, — утешил его Нокс, манипулируя инвентарем в узкой кабинке камбуза, — В идеале, получится цыпленок по-мексикански с имбирным пуншем.
— Оговорка про идеал звучит подозрительно, — заметил навигатор.
— Ван, я не знаю, что реально напихали в эти пакеты, — ответил матрос-универсал.
— А как оно на вид? — спросил шкипер.
— Как и любой концентрат, на вид — полное говно, — сказал Нокс.
Из люка гигиенической кабины появилась вымытая и довольная жизнью Укли и, застегивая на себе комбинезон, оптимистично заявила.
— Не старайся испортить мне аппетит, Нокс! Это абсолютно невозможно!
— Он просто тренируется, — предположил Ван и, сбросив комбинезон, нырнул в освободившуюся кабину, заниматься гигиеной.
— В прошлом, — продекламировал Арто, — На борту не было камбуза, и древние герои астронавты трагически жрали желе из тюбиков, да еще в условиях нулевого веса.
— Они летали недалеко, — заметила Укли, — До околоземной орбитальной станции. Ну, максимум, до Луны. Даже при древних скоростях, это всего день — другой.
Нокс передал Укли порцию цыпленка и кружку пунша, и сообщил:
— На древних орбитальных станциях тоже не было ни камбуза, ни веса.
— Зверское мерси!… — бортинженер глотнула пунша, — …Стоп! Как это не было?!
— Никак. Люди месяцами жили без веса и на одних тюбиках.
— Быть не может! Ты путаешь! Какие проблемы раскрутить станцию и сделать вес?
— На старте этого дела была выбрана неудачная конфигурация, вот и проблема.
— А почему? — спросила она.
— А потому, — ответил Нокс, — что первые орбитальные станции делали по образцу корпусов химических ракет. Ими тогда пользовались для суборбитальной заброски военных ядерных зарядов и вывода космических аппаратов на орбиту. Технология производства была уже отработана, а в те времена это имело решающее значение.
— Очень похоже на правду! — крикнул Ван из гигиенической кабинки.
Укли прожевала кусок цыпленка, и задумчиво потерла ладонями уши.
— Нокс, а Нокс, откуда ты все это знаешь?
— История технологий это мое хобби.
— Ха!.. — произнесла она, — А когда начали делать нормальные, крутящиеся станции?
— Ближе к середине XXI века, во время ренессанса астронавтики.
— Вот это точно правда, — сообщил навигатор, появляясь из люка, — а жратва готова?
— Более чем, — ответил Нокс, — А я пошел мыться.
Ван хищно облизнулся и схватил кусок цыпленка. Из гигиенической кабинки, сквозь шуршание водяных капель, слышалось, как матрос-универсал насвистывает какую-то мелодию ретро. Бортинженер снова потерла ладонями уши.
— А вот я совсем не понимаю логики истории. По-моему, в ней все через жопу.
— Так и есть, — согласился Арто, — взять хотя бы эту тему с «ковчегами».
— В теме с «ковчегами» как раз понятная логика, — возразил навигатор.
— Если ты видишь там логику, то ты супер-гений, — заявил шкипер.
— Нет, шкип. Все просто. В слабо-технологической цивилизации, люди, в основном, тормозные. Они начинают конструктивно заниматься прогрессом, только, когда жизнь чувствительно пинает их по печенке. Полоса стихийных катаклизмов, или войн, или революций. А если не холодно, не жарко, не голодно и не очень страшно, то сотня поколений может жить, вообще без прогресса. Это называется: традиция. В Древнем Египте так жили три тысячи лет, или около того. Пока жизнь не пнула.