— Вы не должны быть столь строги с дочкой, — обращаясь к родителям, серьезным голосом сообщила женщина. — Наташа — особенный и очень чувствительный ребенок.
Девочка вернулась спустя несколько минут с листками бумаги, она встала посреди гостиной, сурово посмотрела на «Маппина» и семью и начала читать:
— «Посвящается Пеппе „Маппина“»:
Все смотрели на нее с нескрываемым удивлением, а синьора Феррари внушала Наташе:
— Прекрасно. Очень красиво. Читай дальше, вижу — у тебя есть и другие стихи!
Девочка продолжала ровным голосом:
— «Посвящается маме»:
У синьоры Марителлы стояли слезы в глазах, остальные молчали в замешательстве. Никто не произнес ни звука.
— Продолжай, — вновь сказала социальный работник.
— «Семье», — объявила Наташа.
Дон Дженнаро, раздосадованный, перебил девочку:
— Но чего тебе не хватает? А потом, кто это живет в страхе, а?
— Замолчи, Дженна, замолчи, — решительно оборвала его Марителла. — Пеппе, отведи детей наверх, мы должны поговорить с синьорой.
«Маппина» нежно погладил по спине Наташу и велел ребятам идти за ним. Я осталась в гостиной, умирая от любопытства.
— Синьора, дела обстоят неплохо. Наташа в своих записях высказала все страдания, что ей доводится переживать в этом доме.
— Но она всего лишь ребенок, — возразил Дон Дженнаро.
— Вот именно, дорогой Дон Дженнаро, она — ребенок, а как по-вашему, почему я навещаю вас? Я — социальный работник, и ваша семья не раз попадала к нам на заметку, поскольку ваши дети живут в крайне жестокой атмосфере. Я не хочу вмешиваться в ваши дела, но я нахожусь на службе государства.
Дон Дженнаро вздрогнул, но госслужащая, непреклонная в своей правоте, продолжила:
— У меня нет права забрать у вас детей и у меня даже нет такого намерения, я ограничусь только констатацией фактов, а решение уже будет принимать мое руководство.
Дон Дженнаро, услышав это, взорвался.
— Да какие еще факты? Два-три листка, исписанных капризной, избалованной девчонкой?
— Нет, Дон Дженнаро, — перебила его женщина. — На этих страницах живет ребенок, который хочет спокойствия, ищет любви. И вы можете покупать ей по десять собак в день, но если вы никогда не бываете с ней ласковы и вынуждаете своих детей жить в страхе, как вы думаете, во что они превратятся? И потом, я очень прошу вас не повышать на меня голос, я всего лишь исполняю свой долг.
Дон Дженнаро резко встал.
— Нет! Вы не занимаетесь своим делами, — заорал он, — ни вы, ни тот, кто заявил на нас. Если я только узнаю, кто это был…
— И что же вы сделаете? — с вызовом спросила его синьора.
Дон Дженнаро побагровел и в ярости схватил эту строптивую тетку за воротник пиджака цвета «дохлой мыши».
— Ты сейчас же выйдешь вон из этого дома и больше здесь никогда не показывайся.
— Дженна, что ты делаешь? — заступилась за нее Марителла, но немедленно умолкла после полученной пощечины.
— Вон, пошла вон, я тебе покажу, кто такой Дон Дженнаро Мизерикордия.
Хлопнув дверью, хозяин тут же принялся звонить:
— Алло, Рафэ… это Дон Дженнаро… спасибо, хорошо… у тебя ведь есть друг в муниципалитете? Да! Ты должен ему приказать, слушай меня внимательно — ПРИКАЗАТЬ, чтобы эта долбанная тетка из социальной службы никогда больше не переступала порог моего дома, ты меня понял? — он резко оборвал разговор и обратился к жене: — И посмотрим, кто прав, я или эта идиотка! А ты в следующий раз даже не думай влезать. Но что себе вообразили эти придурки, они хотят командовать в моем доме?
Марителла, поглаживая пунцовую от удара щеку, собралась уходить, но остановилась на лестнице.
— Дженна! Ты рискуешь будущим наших детей… ты уважаемый человек, но мне кажется, ты перебарщиваешь.