Все они тепло приветствовали друг друга, и началось собрание, сопровождавшееся непонятными мне выражениями:
КРУГОВАЯ ПОРУКА,
УВАЖАЕМЫЕ ЛЮДИ,
ПОНЯТИЯ,
ВЗЯТКИ,
ВЫМОГАТЕЛЬСТВО,
ПОЗОР,
ОТМЫВАНИЕ ДЕНЕГ,
УБИЙСТВА,
СЕКТЫ,
БАНДИТЫ И ГРУППИРОВКИ,
МАФИЯ И ЧЕРНАЯ РУКА,[26]
НДРАНГЕТА И БОЛЬШАЯ МАМОЧКА[27]
Гул их голосов сложился в чудесную колыбельную, и я унеслась в царство Морфея. Я всегда представляла себе мир снов так: множество облачков, гипсовые арки, фонтаны, сады, а на самом деле я оказалась за столом среди престарелых каморристов, которые обсуждали изменения, произошедшие за последние сто лет в системе каморры. Они все выглядели взволнованными и недоумевающими.
Я проснулась ранним утром. Дом был погружен в неестественную тишину. Раздался звонок в дверь. Катена спустилась, чтобы открыть, и увидела перед собой Маруцьелло.
— Доброе утро, Катена. Передай эту газету Дону Дженнаро, — он быстро развернулся и ушел.
Катена развернула газету, пролистала несколько страниц.
— Господи, Боже мой, кто же расскажет все синьоре? — пролепетала она, побледнев, — что же теперь будет?
Пока она, причитая, рассуждала о прочитанном, в гостиную спустился Дон Дженнаро.
— А, Катена, ты купила газету?
— Нет! — ответила она. — Ее принес для вас Маруцьелло.
— Ну, и почему у тебя такое перекошенное лицо? — поинтересовался хозяин. — Да в чем дело, ты этого не ожидала? Газета не для меня. Отдай ее моей супруге, лично в руки, и скажи, что я уезжаю в Милан по работе, и еще передай, что теперь для нее начнется настоящий ад. Кате, все, что ты знаешь и чего не знаешь, держи это лучше при себе, иначе ты тоже попадешь на страницы газеты. Привет от меня Марителле.
Катена застыла безмолвно у порога. Громкий голос Марителлы донесся с лестницы:
— Что тут говорил мой муж? О каком это аде? Он тебе угрожал? Почему? Говори же, Кате, говори!
Катена спрятала газету под халат.
— Синьора, давайте отправим детишек в школу, а потом мне надо с вами поговорить!
Она побаивалась слишком бурной реакции со стороны Марителлы и не хотела, чтобы дети присутствовали при этом. Катена позвала «Волосатую», который молниеносно собрал ребят и отправился с ними в школу.
— Синьора, соберитесь с силами, — сказала она Марителле, — случилось нечто страшное, — и протянула газету хозяйке.
Марителла прочитала заметку и свернула газету, не изменившись в лице. Правда, глаза ее загорелись. Потом она рухнула на пол, и страницы зашелестели, выпав из ее рук. Неким подобием прежнего голоса она принялась повторять, как заведенная, сквозь рыдания то, что прочитала несколькими мгновениями ранее. «Найден… обуглившееся тело мужчины… в машине… чья личность… пока не установлена. Труп находился в багажнике… со связанными руками… и ногами… отрезанным членом во рту… внутренности не были обнаружены. Считается… убийство… в стиле каморры. Он убил, отнял его у меня! — продолжала она безучастным, бесцветным голосом, будто бы читала вслух монолог, который не имел к ней никакого отношения. — Бедный мальчик, такой ужасный конец. Он убил единственное прекрасное, что у меня было, самое чистое, что было в моей жизни. И что мне теперь делать? Что мне делать без него? Ты знаешь, Катена, сколько времени я уже ненавижу своего мужа? — тембр ее голоса стал жестким и злобным, — с тех пор, как по его вине убили моего первого сына. Это была перекрестная месть. Когда нам сообщили об этом, я расцарапала себе лицо, разорвала одежду, я растерзала душу свою, я была похожа на сумасшедшую. Дженнаро же, напротив, без всяких эмоций стал звонить кому-то в Америку, а потом холодно констатировал:
— Из Нью-Йорка передали, что надо подождать, мы не должны ничего предпринимать.
— Но как же? — возразила я ему. — Ты не хочешь отомстить? Да ты вообще понял, что убили нашего первенца?
И знаешь, что ответил мне Дон Дженнаро Мизерикордия?
— Мы дети детей из старинного тайного общества, пришедшего из Испании, мы каморристы.
Этими ледяными словами он покончил со мной, с той самой минуты он исчез из моего сердца и из моих мыслей. Но ответ не заставил себя ждать. Резня и кровопролитие не прекращались, пока не был заключен договор, и, словно бы ничего не произошло, однажды я оказалась за одним столом с убийцами моего ребенка. С тех пор я стала другой, я больше ничего не чувствую, даже к своим детям.
И подумать только, что я любила Дженнаро больше жизни; в моих глазах он был всесилен, он был целым миром. Я была простой продавщицей, а он приходил каждый день покупать новую одежду, он никогда не давал понять, что он был большим человеком в каморре, я сразу же потеряла голову и, когда он пригласил меня выпить что-нибудь после работы, я немедля согласилась. В первый вечер мы поехали в Сорренто в очень изысканное место, люди смотрели на меня… знаешь, Кате? Я была молода и красива. Дженнаро в тот вечер сцепился с каким-то парнем, который излишне пристально смотрел в мою сторону, он выставил бедолагу из бара, превратив его в сплошное кровавое месиво. Я чувствовала себя по-глупому гордой. В тот же день он отвез меня в гостиницу, девять месяцев спустя я родила первого сына и девять месяцев спустя я узнала, что я — „жена босса“. Мне сказала об этом „Трибунале“, когда я кормила грудью малыша, она заявила это в таком жестком и грубом тоне, что у меня пропало молоко. В ту ночь я не смогла уснуть, я все размышляла о словах „Трибунале“, я думала, вернуться ли мне домой, где меня ждали одни проблемы, или смириться, — глаза Марителлы загорелись, будто два пылающих уголька, потом она добавила: — Пойдем собираться. Он убил самое дорогое, что было в моей жизни! А я убью его женщину».