Услышав такие угрозы, Пеппе побледнел, потом он взял меня на руки.
— Выведу собачку погулять, — сказал он Катене.
Когда мы оказались в саду, он выместил свою ярость, швырнув меня на землю.
— Сначала я покончу с Доном Дженнаро, а потом разберусь с тобой, я раздавлю тебя, как жалкую крысу, — заключил он, не отрывая взгляда от Катены.
Он достал мобильный из кармана и набрал все тот же номер.
— Эй, комиссар, вы что натворили? Вы выставили все напоказ, будто торгуете на рынке… нет, вы должны снять все блокпосты в Неаполе; кстати, у вас завелась какая-то крыса… да, Дон Дженнаро знает, что вы его ищете, и он скрылся. Да, у меня все есть. Фотографии, документы, все доказательства, какие хотите… Сделайте вот что: вызовите адвоката Дона или пустите слух, что вы его разыскиваете за преступление, которого он на самом деле не совершал. Тогда Дженнаро почувствует себя в безопасности и выйдет из укрытия. Да! Да! Подумайте, как лучше все сделать, и дайте мне знать… всего хорошего.
Он отключил телефон и, потеряв меня из виду, стал искать повсюду. Я спряталась в клетке тигрицы.
— А, вот ты где! — он наконец меня обнаружил. — Не беспокойся, ты тоже умрешь.
Он резко развернулся и ушел. Взгляд и угрозы этого мужчины вселили в меня ужас, я никак не могла понять, что ему нужно от меня. Меня-то за что он ненавидит? Я-то здесь при чем, я, прибывшая совсем недавно в этот сумасшедший дом.
Столько вопросов оставалось без ответов. Неожиданно я почувствовала теплое дыхание у себя на затылке. Медленно повернувшись, я, маленький щенок Йоркшир, обнаружила прямо перед собой огромную пасть тигрицы. «Мне конец!» — подумала я, а ее клыки и высунувшийся язык все приближались к моему несчастному тельцу. Я уже видела себя пережеванной в этой пасти, спускающейся по горлу, вымоченной в желудочном соке в животе и наконец испражненной на следующий день. Тигрица широко раскрыла свою чудовищную пасть, высунула язык и… лизнула меня в нос и глаза. Она не собиралась меня есть, а всего лишь хотела поиграть со мной. Я ушла, виляя хвостом и признательно лая. Уходя, я почувствовала на себе зловонное дыхание тигрицы и задалась вопросом, кормили ли ее вообще когда-нибудь. Я вернулась домой, а в голове моей кружились тысячи мыслей и вопросов. Я хотела все забыть, убежать от страшных предсказаний Сузумеллы, убежать от всех «зачем» и «почему». Я пошла спать к себе в комнатку, пытаясь отогнать тяжелые мысли, но тут дверь распахнулась и грозная фигура Пеппе «Маппина» возникла у меня перед глазами.
— А сейчас я покажу тебе, как убивают сраную собачонку вроде тебя!
И прошипев эти злобные слова, он подошел ко мне с пластиковым пакетом в руках. Я хотела позвать кого-нибудь на помощь, громким лаем известить всех об ужасе, охватившем меня, криком предотвратить свой преждевременный уход из этого мира, но страх перекрыл мне дыхание.
— Стой, не трогай Паккьяну, а не то я тебя покалечу!
Мужчина застыл как вкопанный, а я увидела маленькую фигурку Наташи, которая смотрела с презрением и яростью на «Маппина», сжимая в ладошках огромный нож. Он улыбнулся и ушел. Девочка взяла меня на руки.
— Он хотел убить и тебя тоже, как всех других зверюшек, которых мне покупал папа. Он ненавидит меня, ненавидит животных, я думаю, он ненавидит весь мир.
Наташа отнесла меня к себе в комнату, положила на покрывало, и мы уснули с ней вместе. Это была последняя ночь, когда я ощущала человеческую теплоту. Это была вообще последняя более или менее нормальная ночь.
Наутро я проснулась от того, что меня гладила Наташа. Мы спустились в гостиную, где увидели синьору Марителлу и всех остальных за завтраком.
— Доченька моя, — сказала Марителла, увидев меня на руках у девочки, — что вы делали? Ты что, спала с собакой?
Малышка ответила, глядя прямо в глаза Пеппе «Маппина»:
— Да, мамочка, я должна была защитить ее от мерзких и подлых людишек.
Затем Наташа поставила меня на пол и села за стол завтракать.
Несколько минут все пребывали в абсолютной тишине, которую прервала Марителла:
— Все это скоро закончится. Дженнаро сегодня вечером вернется домой. Адвокат был в полицейском участке, чтобы понять, чего они хотят от моего мужа; мы узнали, что на самом деле у них ничего нет на него.