Соня положила трубку телефона и рухнула на кровать лицом вниз. Слез не было. Она не сомневалась, что Умберто исчез из-за неё. Но зачем так подло сбегать? Почему не сказать всё честно? Ну, надоела. Ну, скажи: «Пока, прости, не получилось…». Подло как…
На следующий день Соня просидела в номере гостиницы у телефона. В надежде, что Умберто одумается и позвонить. Просто позвонит. Слезы пришли только в самолете, словно вырывали из груди вшитый намертво канат. Молодая глупая Сонечка никак не могла поверить, что больше не увидит Умберто в этой жизни никогда.
Только не знала Соня, что в тот самый миг, когда её самолет набирал высоту, по гостинице метался Умберто. Рычащий от ярости парень кидался на персонал, параллельно звонил гиду Женьке. Он готов был рвать и метать. Но исправить ничего не мог — Соня вернулась в Россию. И ни её адреса, ни телефона в России у него нет.
Нет возможности ничего объяснить, поправить… И снова из-за братца. Ливио в очередной раз влип в какую-то глупейшую историю на другом конце Италии. Надо было вытаскивать родственничка. А то идиоту грозила тюрьма…
Как же это было подло. Как же она была глупа. Папа прав, что не дал ей самой воспитывать Эрика. Что она могла в свои двадцать три? Только делать какие-то глупости. Беременность была тяжелейшая. Соня не выходила из больнички. Сколько она тогда проплакала. Так безумно скучала по итальянцу. По прикосновению его рук. Его дыханию и щекотанию длинных ресниц на губах. Господи, какая глупость. Она то любила своего будущего ребенка. Частицу Умберто. Воспоминание о тех нескольких солнечных днях в Италии. То ненавидела существо, зародившееся в ней. По той же самой причине. Плакал и плакала. Несколько раз хотел пойти на аборт. Благо каждый мимо ее палаты, где Соня лежала на сохранении, проходило много безмозглых девчонок в абортарий.
Но в последний момент спохватывалась — это ее ребенок. В чем он виноват? Папаня покрутил романчик и поскакал дальше — любить, покорять, целовать… А ее малыш не должен платить своей жизнью за ее глупость, доверчивость… Как же она плакала. И только мама была рядом. Плакала вместе с ней, держала за руку, целовала зареванное дочкино лицо. И апрель, расцветающий за окном, был для нее черным. Особенно в день родов. Эрик родился на пару недель раньше. Маленький, хрупкий бледно-розовый комочек. Он был очень тихим. Так — попискивал нетребовательно. Словно понимал, что не все ему рады в этом мире.
Новоиспеченные бабушка с дедушкой просто растаяли, когда увидели Эрика. А Соня тряслась от страха, держа ребенка в руках. Боялась повредить ему что-то — все было такое микроскопическое — пальчики, носик-пуговка, парочка черных бусинок под еле различимыми бровями.
От нервов и прочих осложнений молока у Сони не было. Ребенок сразу был искусственником. Как только Соня и мальчик немного окрепли после родов, папа решил, что нечего ей терять время. За сыном есть кому присмотреть. Дочка возвращается в Москву доучиваться.
И Соня с радостью исчезла от этих ванночек, хлопчатобумажных пеленок и бутылочек с продезинфицированными коричневыми сосками. От ночного писка малыша. Слава Богу, бабушка всё взяла на себя, и возилась с внуком без устали, днем и ночью.
А Соня умотала в столицу и впервые приехала домой, когда Эрику был почти годик. За время, проведенное без ребенка, Соня закончила институт. Перед тем как искать работу, она поехала домой. Малыш был ей совершенно чужим, хотя… Когда брала малыша на руки, то почему-то хотелось плакать. Всё в квартире усеяно игрушками. И может быть в тот самый момент мама мальчика почувствовала какую-то отстраненность от своей семьи. Всё вокруг было подчинено только растущему мальчику. Соня даже заревновала слегка.
Малыш самозабвенно нарезал круги по полу, играя в свои неведомые игры. Рычал, фыкал и смеялся. А Соня ждала только одного, когда она уедет отсюда. Из дома, где она совершенно уже была не нужна.
В дальнейшие годы у нее с трудом получалось ездить домой. Только когда папа жестко говорил, что она должна наведать маму. Эрик рос очень быстро и скоро ее встречал дома тихий тонкий черноволосый мальчик, безумно похожий на полузабытого итальянца Умберто.
Вороша это всё в памяти, Соня вошла в детскую. Эрик спал в небольшой кроватке с мультяшным бельем. Одеяло откинуто в сторону. Белая пижама задралась на животе. Волосы слиплись от пота. Он посапывал мирно, подсунув под щеку обе ладошки. Соня тихонько подошла к кроватке и аккуратно уселась на краешке. Погладила ребенка по щеке. Одернула пижамку. Что же ей делать? Отказаться от Москвы не было никаких сил, но Эрик… Прощай карьера, прощай Александр?
Самое странное, как раз потеря Александра сильно её не беспокоила. Он был привычным, никаких страстей в их жизни не было никогда. Есть и есть. А не будет, так что же? С ним много было проблем, пока они не пришли какому-то консенсусу. Привыкли. Он командовал, позволял любить себя. Она любила и подчинялась.
Но лишиться всех московских, уже ставших привычными, благ? Осесть в этом Кудрино. Это было бы непростительно глупо. Соня тускло размышляла, поглаживая плечо ребенка.
Эрика можно пока оставить в Центре. Он там всех знает. А Анна Михайловна присмотрит за мальчиком. Это же не детдом. Это просто большое семейный центр. Там малышей не обижают. Всё чисто, хорошо и по-человечески…
Может быть Светлова согласиться. Вот Эрик чуть подрастет, так и можно будет забрать. Но почему-то от этих размышлений становилось совсем тошно на душе. Словно делала какую-то пакость. Прими хоть раз в жизни самостоятельное решение, дорогая, говорила себе Соня.
Ладно. Подумаю об этом завтра. Крошина убрела в свою комнату и постаралась уснуть. Но не тут-то было. Сон где-то потерялся. Она ворочалась на влажных простынях. Голова была забита всякой ерундой. Сон не шел. Только под утро удалось немного задремать.
Утром пришла няня Эрика. Приготовила всем завтрак, подняла Эрика. Под аккомпанимент дурных воплей телепузиков, из своей комнаты появилась измученная Соня. Тут же побрела на кухную, зажав разболевшиеся виски ладонями. Няня гремела посудой у плиты. Соню ждали кофе и пара тостов.
Сегодня надо было принять решение — попробовать оставить сына в Центре, забрать его с собой. Или самой тут остаться.
— Просто безумное количество вариантов. — пробурчала себе под нос Соня, прихлебывая раскаленный кофе.
— Что? — тут же отозвалась Евгения Александровна. Выключила кран у мойки и повернулась к хозяйке. — Еще кофе?
— Я сама с собой, ЕвгеньСанна, сама с собой. Не обращайте внимания.
Сегодня надо принять решение.
— Евгения Александровна, как закончите, соберите Эрика, пожалуйста. Мы сегодня поедем в Центр. Навестим Светлову.
Няна повернулась к Соне. Долго смотрела на девушку поверх очков. Но ничего не сказала, только коротко вздохнула, да вернулась к посуде.
— Хорошо, Сонечка.
Детский Центр в Озерках встретил такси с Соней и Эриком гомоном и воплями разновозрастной ребятни. Эрика тут же подхватили на руки старшие девочки и утащили куда-то в сторону игровой площадки. Соня аккуратно двинулась между мельтешащей малышней к кабинету директора.
— Я не вижу никаких проблем, Сонечка. — сказала Анна Михайловна. — Мальчик здесь бывал часто и с ребятами дружит. Девочки обожают с ним возиться. Я прекрасно понимаю ваши проблемы. Давайте попробуем их решить таким способом. Денег с вас я больших не возьму — не бойтесь…
Они уже сидели в кабинете директора. Соня на краешке гостевого дивана, а Светлова за своим столом. Со стен на них смотрели мрачные лица известных педагогов.
— Скорее всего, это временно, АнМихална. — выдавила Соня. — Поеду в Москву, разберусь там с текущими делами и тогда спокойно решу как дальше поступить. Сейчас столько свалилось, что я просто очень запуталась что, куда и как.
Соня говорила и не верила сама себе. Эти текущие дела — сплошной поток. Их никогда не распутать, как бы она не старалась. Но ей просто необходима была какая-то передышка от сложившейся ситуации, что бы всё осмыслить. Это была правда.
— Отправляетесь в Москву и пока ни о чем не беспокойтесь, Соня Иосифовна. Мы за мальчиком приглядим. Он здесь дома.