Неаристократическая аристократия

II

Общеизвестно пристрастие, которое романтическая литература прошлого питала ко всему туманному, темному, разрушающемуся, к могилам и смерти. Новейшая литература страдает этим пристрастием отнюдь не в меньшей степени. И вот готово возражение против защищаемого нами взгляда.

Вы утверждаете, могут сказать нам, что новейшая литература – продукт капиталистической буржуазной среды, то есть среды, развивающейся, имеющей перед собой известное будущее. Между тем, мрачные, «могильные», пессимистические настроения являются всегда, как удостоверяют социологические исследования, достоянием общественных групп, обреченных на дегенерацию и гибель. Следовательно, ваш тезис в корне ошибочен: «могильное» художество надо вернуть по принадлежности. «Благородная каста» отживает свой век, и естественно видеть в «туманном» и «могильном» воображении художников отзвук неблагоприятствующего ей фатума. На это мы ответим нижеследующим образом.

Без сомнения, всякий класс, потерпевший «на жизненном пиру» неудачу, должен пользоваться черными тонами для своих идеологических построений, но отсюда еще не вытекает, чтобы «мрачная» идеология была монополией только такого рода классов. «О тьме», «туманах», могилах я смерти могут говорить представители класса, вовсе не думающего в данный момент погружаться во мрак «ничтожества» или «небытия», а, напротив, занимающего или собирающегося занять «на жизненном пиру» первое место. Конечно, тот, кому улыбается счастье, во станет рядиться при обычных условиях в траур, а предпочтет праздничные одежды. Но возможны ли иного сорта случаи. «Могилы» и «смерть» могут для известной общественной группы сыграть роль символов, указывающих на путь, по которому она приближается к победе. С таким именно случаем мы и имеем сейчас дело.

Чем представляется смерть новейшим художникам слова? Актом уничтожения, и только? Нет.

Поучительный комментарий к культу смерти, исповедуемому ими, дает, например, стихотворение г. Мережковского «Двойная бездна».

…Жизнь, как смерть, необычайна…
Есть в мире здешнем мир иной;
Есть ужас тот же, та же тайна —
И в свете дня, как в тьме ночной.
И смерть и жизнь – родные бездны.
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.
Одна другую углубляет,
Как зеркало, а человек
Их соединяет и разделяет
Своею волею навек.
И зло и благо – тайна гроба
И тайна жизни – два пути —
Ведут к единой цели оба
И все равно, куда идти.

Смерть, вопреки обычному воззрению, объявляется равноценной жизни, ставится, так сказать, на одну точку с последней. Между ними далее констатируется некоторая интимная и таинственная связь. Связь эта ближе определяется так:

Будь мудр, – иного нет исхода.
Кто цель последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях – свобода
И что в мучении – восторг.
Ты сам – свой бог, ты сам – свой ближний,
О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.

В мучении – восторг; в смерти – жизнь. Смерть квалифицируется как источник жизни. Именно в качестве такого она и воспевается современными поэтами. Находите в смерти жизнь! – гласит та глубочайшая мистическая мудрость, жрецами которой они себя выставляют.

Госпожа Гиппиус[10] описывает электрический снаряд согласно правилам названной мудрости:

Две нити вместе свиты,
Концы обнажены.
То «да» и «нет», – не слиты,
Не слиты – сплетены.
Их темное сплетенье
II тесно и мертво,
Но ждет их воскресенье,
И ждут они его.
Концов концы коснутся —
Другие «да» и «нет».
II «да» и «нет» проснутся,
Сплетенные, сольются,
И смерть их будет – Свет.

Та же «мудрость» диктует Федору Сологубу[11] следующее объяснение происхождения жизни:

Вся она, в гореньи трупа,
мной замышлена была.
Это я из бездны мрачной
вихри знойные воззвал,
И себя цепями жизни
для чего-то оковал.
И среди немых раздолий,
Где дарил седой хаос,
Это я своею волей
Жизнь к сознанию вознес.

Понятно, что при столь высокой оценки смерти пребывание в гробу оказывается для «мудрецов» столь же привлекательным, как жизненные наслаждения. «Все равно – умереть или жить». Смерть – это то же «бытие» и вдобавок еще, употребляя выражение Ф. Сологуба, «несказанное». «Мудрецы» даже готовы зачастую предпочитать ее жизни.

10

Гиппиус Зинаида Николаевна (Мережковская) (1867) – представительница декадентства. На своем поэтическом знамени провозгласила приоритет мистицизма, эстетизма в противовес позитивному реалистическому мировоззрению. В настоящее время в эмиграции.

11

Сологуб Федор (1863–1927) (псевдоним Федора Константиновича Тетерникова) – писатель-декадент; принадлежит к школе русских символистов. Один из типичных выразителей неустойчивой оскудевающей интеллигенции 80-х – 90-х годов.

В творчестве Сологуба, чрезвычайно характерном для эпохи литературно-общественной реакции, видную роль играет отвлеченный мистицизм, элементы эротики и порнографии. Наиболее известен его роман «Мелкий бес».