– Хватит разговоров на эту тему, – заявила Коффи. – Я хотела бы вернуться к тому, с чего начала, а именно, к твоему отцу. Несмотря на все обиды, нанесенные твоим нежным чувствам, для тебя же лучше в общении с ним держаться как можно скромнее. Продемонстрируй свое раскаяние. Не будет лишним опуститься на колени и попросить у него прощения.
– Вот этому не бывать! – возмутилась Лили. – Я попрошу у него прощения за то, что случайно упала на монастырский двор, но я никогда не опущусь перед ним на колени. Ни перед ним, ни перед каким-либо другим мужчиной!
– Ну тогда, дорогая, пусть гордость твоя бежит впереди ума, а мне лишь остается молиться о том, чтобы гордыня не сгубила тебя окончательно.
– Коффи, да не будь ты такой занудой! Не переживай, я изображу смирение. Увидишь, все само собой устроится. Как всегда.
– Только не забывайся, Лили. Помни свое место, – напомнила няня.
– С тобой разве забудешь?! Но хватит об этом, Коффи. И не смотри на меня с таким осуждением, ладно? Стань снова моей подругой!
Коффи молча поджала губы – словно только что съела самый кислый лимон на свете. Старая нянька ни словом не обмолвилась о своем дурном предчувствии. Коффи была почти уверена: его светлость уволит ее сразу по возвращении и погонит прочь. И при одной мысли об этом у нее разрывалось сердце…
В десять вечера того же дня карета въехала в широкие ворота Сазерби-Парк. Лили очень хотелось знать, о чем подумал француз сейчас, увидев роскошный особняк герцога. Едва ли ему приходилось бывать в таких вот домах. Лили надеялась, что открывшийся вид подействует на негодяя устрашающе. Она украдкой взглянула на своего обидчика. Увы, ее ждало разочарование; он смотрел не на дом, а себе под ноги. А монах спал.
Лили судорожно сглотнула, призывая на помощь все свое мужество. В этот момент карета остановилась, и два лакея, спустив ступеньки и открыв дверцу, почтительно поклонились Лили, выходившей из экипажа. За ней последовала Коффи, и, наконец, вышли и оба француза.
Собравшись с духом, Лили обратилась к удивленному дворецкому:
– Добрый вечер, Филпотс. Будь любезен, сообщи моему отцу, что я вернулась и привезла с собой монаха из аббатства Святого Кристофа в Монтебоне и еще одного человека. У них к отцу срочное сообщение от Дома Бенетарда.
– Слушаюсь, миледи, – кивнул дворецкий. – Добро пожаловать домой, миледи.
– Спасибо, Филпотс. Мы будем ждать отца в его кабинете. Коффи, приведи господ в кабинет, пожалуйста. – Лили прошла через громадный отделанный мрамором вестибюль, дождалась, когда лакей откроет тяжелые створчатые двери и вошла в кабинет с самым независимым видом. Она скорее бы умерла, чем призналась в том, что сердце ее билось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Усевшись, Лили осмотрелась, но никому сесть не предложила. Если и мог наступить такой момент в ее жизни, когда она должна была выглядеть настоящей герцогиней, то этот момент наступил. Но, с другой стороны, отец вбивал в нее эту роль с тех самых пор, как понял, что наследников мужского пола ему не дождаться. И Лили, как ей казалось, выучила эту роль превосходно.
Через пять минут двери вновь открылись, и вошел ее отец. Пятый герцог Монкрифф, восьмой маркиз Бейнзбери и десятый барон Нортроп и Милтон стоял в дверях, грозно взирая на представшую перед ним странную компанию с заоблачных высот всех своих титулов.
– Элизабет, – проговорил он ледяным тоном, – как это следует понимать?
Лили встала.
– Папа, возникла небольшая проблема, своего рода неприятность. Брат Жульен привез письмо от Дома Бенетарда, и в этом письме все объясняется.
– А другой человек? Кто он такой? – Герцог уставился на Паскаля.
– Этот мужчина нанес мне оскорбление, папа. Но в письме все объясняется, – поспешно добавила Лили, бросив взгляд на брата Жульена, у которого над верхней губой выступили бисеринки пота.
– Письмо, брат Жульен, – скомандовал отец на безупречном французском, и щуплый монах, вытащив послание из висевшего у него на поясе мешочка, подал его герцогу.
Паскаль же, как ни странно, вел себя так, словно все происходившее никак его не касалось. Еще никто на памяти Лили не стоял перед ее отцом без дрожи в коленях, но этот негодяй либо обладал сверхъестественной выдержкой, либо действительно не испытывал ни малейшего страха.
– Спасибо, брат. – Герцог взял послание и, не теряя ни минуты, вскрыл его. Он пробежал взглядом листки, потом стал читать уже внимательнее и медленнее. И казалось, не верил своим глазам.