Лили помылась, переоделась и даже успела как следует подкрепиться до приезда в гостиницу Дома Бенетарда; и теперь она, чистая и сытая, почувствовала себя гораздо лучше. На отсутствие аппетита Лили никогда не жаловалась, и поэтому ей приходилось туго, когда ее в качестве наказания сажали на хлеб и воду, – а такое, увы, случалось довольно часто. Согласно представлениям падре Меллита, голодание плоти питало душу, но падре Меллит никогда не производил впечатления человека, которому хоть что-то в жизни нравилось.
Для встречи с аббатом Лили сняла отдельный кабинет, и на хозяина гостиницы произвел немалое впечатление тот факт, что его постоялица принимала самого Дома Бенетарда; судя по всему, жители городка относились к аббату с благоговейным почтением и даже отчасти страхом. Однако Лили, в отличие от местных жителей, не испытывала к аббату какого-то особенного уважения: для нее Дом Бенетард являлся самым обычным священником, – а она по собственному горькому опыту знала, каково иметь дело с такими людьми. И, разумеется, она прекрасно знала: все, что от нее требовалось, – это держать глаза скромно потупленными, соглашаться со всем, что бы священник ни сказал, и изображать раскаяние. А поступать при этом можно так, как тебе нравится.
Усевшись в кресло перед камином, Лили одернула платье, чтобы подол надежно прикрыл лодыжки, и, сложив руки на коленях и опустив глаза, стала ждать аббата; она очень надеялась, что всем своим видом олицетворяла чистоту и невинность. Коффи долго расчесывала ее волосы, после чего собрала их в тугой узел на макушке – именно так, по представлениям няни, приличествовало выглядеть юной леди. Лили же очень хотелось верить, что огненно-рыжий цвет ее волос, который падре Меллит называл «меткой дьявола», не отвратит от нее аббата – для нее было крайне важно произвести на него самое лучшее впечатление. План по спасению Жан-Жака уже дал трещину, и теперь ее задача состояла в том, чтобы не нанести ему – да и самой себе – еще большего вреда.
По окончанию беседы с аббатом у Лили осталось ощущение, что не она принимала у себя Дома Бенетарда, – а наоборот.
Аббат, прибывший все в том же простом черном одеянии, вежливо отказался от предложенных ему фруктов и вина и сел напротив Лили, устремив на нее ясный умиротворяющий взгляд. И ей сразу же стало ясно: этот человек – совсем не падре Меллит. Лили уставилась на деревянный крест на груди аббата, но тут же взгляд ее скользнул к его лицу. Судя по всему, Дому Бенетарду было лет сорок с небольшим – то есть он был довольно молод для священника столь высокого ранга. И все же во взгляде этого человека чувствовалась не только мудрость священника, но и самая обычная – то есть житейская – мудрость.
Лили, осознав это, внезапно поймала себя на том, что ей ужасно захотелось выложить этому человеку всю правду. И это при том, что она прекрасно знала: главная ее задача – защищать и оберегать Жан-Жака.
– Скажи мне, дитя мое, – проговорил аббат своим чрезвычайно приятным и мелодичным голосом, – как ты оказалась в стенах монастыря? Все было так, как сказал месье Ламартин? Ты действительно упала?
Лили кивнула и приготовилась изложить версию, которую придумала, готовясь к аудиенции (при этом ей было ужасно стыдно).
– Да, я упала. Конечно, мне не следовало находиться там, но я не смогла удержаться. Мой отец очень часто говорит о своей любви к аббатству святого Кристофа, так что я не сумела сдержать свое любопытство.
– Любопытство?… – переспросил аббат.
– Ну да, – кивнула Лили. – Я хотела собственными глазами увидеть красоту этого места, но мне, как женщине, такая возможность никогда бы не представилась. – Сказав это, Лили улыбнулась, надеясь, что улыбка у нее вышла вполне ангельская.
– Продолжайте, дитя мое, – кивнул аббат.
– Собственно, мы с компаньонкой проезжали через Монтебон, и я подумала, что не будет особого вреда, если я украдкой посмотрю на монастырь. Поэтому я и забралась на то дерево, что растет сразу за монастырской стеной.
– Понимаю, – сказал Дом Бенетард, сложив ладони «домиком».
– А потом, когда я забралась на стену… В общем, я не удержалась и упала. – Лили умолкла, несколько обескураженная полным отсутствием у Дома Бенетарда какой-либо реакции. Тихонько вздохнув, она продолжала: – Когда же я упала, ваш садовник воспользовался ситуацией. Но если вы готовы забыть этот инцидент, то я тоже о нем забуду. Я уверена, что вы хотели бы избежать скандала. И вам необязательно сажать его в вашу тюрьму, хотя мне думается, что таким людям, как ваш садовник, не место в монастыре. Слишком уж он подвержен искушениям плоти…
Дом Бенетард весело улыбнулся, чем привел Лили в крайнее недоумение, и тихо проговорил: