– И тебе привет, Бриттани, – обернулась я, старательно изображая безразличие. Бриттани Майерс, чирлидер, звезда школы, которой не давало покоя только одно обстоятельство: успешность моей матери. Моя родительница зарабатывала больше отца Бриттани, что каким-то непостижимым образом ставило меня на ступень выше в иерархии нашего учебного заведения. И неважно, что я ни на что не претендовала и просто хотела тихо и мирно учиться: Бриттани была твёрдо уверена в том, что это заговор с целью свержения её с престола, а потому не упускала возможности погнобить меня минимум по двум темам: из-за моих успехов в учёбе и из-за того, что у меня нет парня. Возможных друзей она распугала от меня лично, так что тут царила тишина. И вот, наконец, собаку прибавила: ни дать ни взять, торжество фантазии и оригинальности.
– Знаешь, есть теория, что люди, которые не любят себя, специально подыскивают себе уродцев. Думают, что недостойны большего, – блондинка с громким цоканьем туфель на платформе протопала ко мне.
– А можем, я просто хороший человек?
Бриттани хмыкнула, глядя на Вэла:
– Что это вообще такое?
– Метис китайской хохлатой. И его зовут Валентино.
– Мне не нравится, как он на меня пялится. Эти белые глаза… Бр-р!
Я вздохнула, представляя сладкий, но совершенно нереалистичный сценарий: как маскировка отключается, и Бриттани визжит от ужаса, поняв, что смотрело на неё на самом деле.
Но нет. Никогда. Не в этой жизни. У ковена строгие правила на сей счёт.
Я уже говорила об амбивалентных чувствах? Так вот, они не закончились.
– А вот и я. О, привет, Бриттани.
– Мадам Фэйр! – тут же расцвела блондинка, – Как я рада Вас видеть!
Да, именно. Мой школьный враг № 1 боготворил мою родную мать. Видит небо, Провидение перепутало утробы. Моя маман и Бриттани были бы идеальным сочетанием.
Пока я без особой надежды искала, можно ли вытошнить куда-нибудь всю эту милоту, Вэл устроил мне подарок: Бриттани споткнулась об его хвост и растянулась аккурат возле входа в автобус.
Я в изумлении покосилась на своего недопса, прилежно изображавшего пай-мальчика. Он сделал это нарочно!
В моей груди будто пристроили чашку горячего шоколада. Вэлу не нужно было вмешиваться, его это не касалось – но он сделал мне приятное.
Пока припевалы Бриттани суетились над своей звездой, я тихонечко шепнула «спасибо», боднув лбом видимое только пне плечо. Ответ от Валентино последовал уже в поездке, когда он будто бы невзначай ткнулся носом в моё колено.
Я мягко похлопала по ногам, приглашая его положить голову, и вскоре мы вдвоём глядели в окно, на мелькающие то тут, то там ранчо.
В этот момент я чувствовала поддержку своего напарника, и понимала, насколько это было необходимо. Мы ехали на раскопки: в точку пересечения работы всей жизни отца и бизнеса матери, и мне предстояло лицезреть ритуал, не менявшийся с того момента, когда мне стукнуло три.
За эти годы я перепробовала множество образных сопровождений, и, думаю, этот самый удачный.
Итак, включите фантазию. Дикий Запад. Салуны, красноватая пыль, перекати-поля на нужных позициях, палящее солнце. С коня спрыгивает бандит: моя мать, Сесилия Фэйр. Ей навстречу движется шериф: мой отец, Гарретт Уиллоу.
Они останавливаются друг напротив друга, приняв уверенные позы, ровно такие, чтобы в случае чего выхватить по револьверу.
– Сесилия.
– Гарретт.
Сухо, безэмоционально, как на похоронах троюродного дядьки, отвергнутого семьёй, побиравшегося и умершего в драке с бездомными на теплотрассе.
Смена кадра: на этом этапе они вспоминают про меня, свидетельство их мимолётного порыва страсти. В данных обстоятельствах гораздо больший объём сожалений приходится на долю моей маман: мы с отцом понимаем друг друга непозволительно хорошо.
– Привет, пап, – подождав завершения ритуала встречи, помахала рукой я.
– Привет, красавица. Снова подросла?
– Уже не смешно, пап! – захихикала я, уворачиваясь от его колючей щетины, которую отец всегда именовал «экспедиционной». Хохма про мой «подросла» была его излюбленной, и, хоть я и была не самой миниатюрной 15-летней девушкой, до папиного роста мне было далековато.
– Что я тебе покажу, когда закончится экскурсия, – подмигнул мне отец, оборачиваясь к моим одноклассникам, выползающим из объятий салона на немилосердно палящее солнце, – Всем добрый день. Меня зовут Гарретт Уиллоу, и я руковожу раскопками на этом ранчо. Сегодня я поведаю вам о самых настоящих капсулах времени: битумных ямах, позволивших нам узнать о мире, в котором человечество ещё только делало первые шаги.
– Все, кто хочет пройти по гораздо более удобному и облагороженному маршруту, следуйте за мной, – взяла слово моя маман, – Я расскажу вам о тех окаменелостях, которые являются частью моего бизнеса, и о техниках нанесения резьбы.
– Разумеется, никогда не поздно присоединиться к нашей группе и узнать о том, насколько бесценными находками является то, что не сможет украсить ваши интерьеры, но будет доступно в экспозициях музеев по всему миру, – не собирался сдаваться папа.
Из накалившейся ситуации меня снова выручил Вэл, все же решившийся расстаться с кондиционером автобуса.
– Пап, ты ещё не видел моего пёсика, – с глупой улыбкой втиснулась между родителями я.
– О, и правда, милая. Дай-ка на него посмотреть… – отец проследил за моим взглядом и поправил свой стетсон а-ля археолог «Парка Юрского периода», – Ого, какой серьёзный парень. Я хотел его погладить, но, судя по всему, он слишком крут для подобных вольностей. Валентино, да? Будем знакомы, я Гарретт.
Сделав над собой титаническое усилие, Вэл вильнул хвостом для приличия.
– Потом спрошу, как тебе удалось уговорить маму, – шепнул отец, поворачиваясь к набравшейся группке, – Так, хорошо, если все готовы, идёмте. Дорогая?
– Я у карьеров погуляю, – прилежно доложила я. Дело было не в том, что я была прекрасно осведомлена о занятиях родителей, а в том, что выбрать на экскурсии кого-либо из них означало либо заработать печальный взгляд (от папы), либо бесконечное брюзжание (от мамы).
– Идём, Вэл, покажу тебе раскопки, – пригласила своего недопса я, – У нас будет свой, авторский маршрут, только для двоих. Что скажешь?
Замаскированный бок гианга коснулся моей левой руки в знак согласия. Убедившись, что мои одноклассники разошлись по точкам экскурсий, я смело повернула в противоположную сторону.
– Мама с папой приобрели этот участок, когда были молоды и влюблены, – негромко начала рассказывать я, когда мы отдалились от лагеря археологов и зашли в густую траву, распугивая пёстрых кобылок, – Тогда за эту землю просили сущий бесценок, но папа предполагал, что в древние времена здесь было битумное озеро. Его расчёты оказались верны: это ранчо ни дать ни взять маленькая копия ЛаБрея, со своими мастодонтами, верблюдами, мамонтами, ужасными волками и прочими вымершими животными. Когда мама увидела первые кости и черепа, её очаровали переливы чёрного: такими становятся окаменелости, пропитавшиеся смолой. Возможно, ты не знаешь, но у нас, землян, древности в цене. Например, в Китае бивни мамонта скупают за бесценок, а продают за миллионы долларов, украшенные затейливой резьбой. Верно предполагая, что отец не одобрит такой вольности, мама отдала несколько образцов знакомому резчику и нашла покупателей на интернет-торгах, – на мою руку сел слепень, и я некоторое время полюбовалась на его необычные узорчатые глаза, пока эта огромная муха не полетела дальше, – Как ты понимаешь, папа был в ярости. Его жена – и расхитительница исторической памяти. У мамы была своя версия происходящего: археолог-фанатик желал умереть в нищете и безвестности, не дав шанс хорошо пожить своим жене и дочери. Так что с тех пор они в разводе, а ранчо поделено пополам.
Валентино деликатно промолчал, но я знала, что он меня слышал.
– Я не хочу поддерживать ни одного из них. Хочу отыскать свой путь. Буду дипломатом, как мой славный пёсик… Эй!