«Небеса упаси»
– Какая славная идея! – не дав мне ни шанса на защиту, подскочила моя маман, – Дилан, ты чудо! Они непременно подружатся!
Изобретателям на заметку: создайте, пожалуйста, невидимый пластырь от спонтанного закатывания глаз. Высшее общество будет вам признательно, и я даже думаю, что вы сможете не работать до конца жизни, просто продавая свой эксклюзивный товар.
– Скоро моей малышке 16, думаю, мы организуем славную вечеринку.
– И она будет блистать в новой коллекции Ваших невероятных украшений, дорогая Сесилия? – тут же подпел хлыщ.
– А то как же!
Нет, я никогда не перестану восхищаться деловой хваткой маман: включать в рекламную кампанию собственную дочь это просто, эффективно и бесплатно.
Я с тоской взглянула на столик с закусками. Птифуры с королевской креветкой, мидии на льду, Вэлу бы понравилось. Среди этих фальшивых лиц, занятых исключительно собственным обогащением и статусом, я с необычайной силой желала видеть моего единственного настоящего друга.
Браун-младший, которого всё же выволокли ко мне, оказался явно скучающим под крылом папочки существом 17-и лет от роду. Я на него впечатления не произвела – с такими деньгами парень явно видел девушек и красивее – но мы честно отыграли ритуал знакомства и разошлись по разные стороны двора, едва родители потеряли бдительность.
Дабы маман не заподозрила меня в том, что я отшила, или, того хуже, послала это восхитительное создание куда дальше нашего двора, я завязала разговор с её давним бизнес-партнёром, которого я худо-бедно, но всё же знала. К тому же, я услышала отрывок беседы о политике и не смогла сдержаться:
– Мистер Гудмен?
– А? А, привет, Кармен. Прелестное платье.
– Благодарю. Мистер Гудмен, не подумайте, что я подслушиваю, но мне показалось, или Вы говорили о политике с тем джентльменом в красном галстуке?
– О! – брови пожилого афроамериканца изумлённо приподнялись, – Да, действительно, такое было. Тебя что-то интересует?
Я кивнула:
– Чисто теоретический вопрос. Мы в школе… дискутировали.
– Я заинтригован, расскажи.
– В общем… – я помедлила, оценивая дислокацию маман, – Представьте себе государство, в котором власть сосредоточена в руках элиты, выделенной по какому-либо признаку.
– Так.
– Женщины в этом государстве рассматриваются исключительно как продолжательницы рода.
– Понимаю. Государством правят мужчины?
– Да.
– Хм, напоминает султанат Османской империи, – мистер Гудмен погодя съел маленькую корзиночку с красной икрой, – Прошу, продолжай.
– Допустим, люди этого государства очень продвинуты в техническом плане и могут контролировать демографическую ситуацию, создавая банки половых клеток.
– Так-так, а вот это уже интересно.
– По закону, стерилизации подлежат все мальчики, а вопрос обзаведения потомством зависит от того, каких успехов мужчина добился на том или ином поприще.
Мистер Гудмен поперхнулся шампанским, и я уже было сочла свою идею провальной, но мой собеседник решительно замахал ладонью, прервав мои неловкие извинения:
– Прости-прости, это показалось мне кардинальным решением, но, быть может, приемлемым для далёкого будущего. Мне уже не терпится узнать суть вопроса!
– Представьте, что в другой стране находят мальчика родом из этого государства. По документам он стерилизован, по факту – нет. Как такое могло произойти, если строгие порядки и продвинутость технологий могли обеспечить необходимый уровень безопасности процедуры?
– Хм. Он из элиты?
– Да.
– Его сослали намеренно?
– Думаю, что он, скорее, сам отправился на поиски приключений.
– Ага, – мистер Гудмен улыбнулся, – Непослушный юнец, значит. Этого следовало ожидать.
– Не уверена, что поняла Вас.
– Видишь ли, солнышко, когда я был помоложе, у меня был пёс породы алабай. Он достался мне от отца, но я совершенно не мог сладить с норовом этого зверя: Блай не был кастрирован и время от времени превращался в сущего демона.
Передо мной как наяву встал Зейцу, издававший свой жуткий брачный рёв.
– Так вот, после известной процедуры у ветеринара приступы буйства закончились. В случае вашей – как бы это назвать – теоретической ситуации, я бы заподозрил, что стоит, как говорят французы, искать женщину. Думаю, мать.
– Мать?
– Да. Жёны правителей Османской империи не имели власти, доступной мужчинам, но при этом мастерски плели интриги, понимая, что как только власть мужей придёт к концу, в претенденты на престол будут метить все сыновья разом. Выигравший, а равно и его мать, получат власть над огромной империей. Есть, за что бороться. Всё же, как бы мы, мужчины, не кичились, в доме или дворце власть всё равно сосредоточена в руках женщин, – мистер Гудмен улыбнулся, поворачиваясь на оклик, – Прошу меня простить, бизнес, сама понимаешь. Но мне было очень приятно поболтать с тобой.
– И мне, – совершенно искренне ответила я.
Женщина, значит, и не просто женщина, а мать. Занятная версия.
Как ни крути, я не могла не думать о произошедшем. Я беспокоилась из-за того, что пострадал мой напарник, а факта этого не могло изменить даже то, что Фруп смогла залечить его раны. Некоторые шрамы не заживают. Никогда.
Зейцу был его товарищем, и Вэл искренне желал ему добра, но не мог снять с глаз шоры относительно того, что их правительство абсолютно точно было необъективно.
Лично я и вообразить не могла, чтобы мать Зейцу в одиночку могла помочь любимому чаду избежать процедуры холощения и все эти годы держаться от родной планеты как можно дальше. Бутылочку с феромонами, возможно, и правда выдала, но насчёт остального…
Знала бы маман, чем занят мой мозг на званом вечере!
Моментами мне приходила в голову мысль, что было бы, узнай родительница о моей двойной жизни. Гордилась бы мной, или приторочила бы любимый ярлык «Вся в отца», означавший, что я снова огорчила её и затуманила собственное будущее?..
– Что за лицо?
Легка на помине.
– Всё в порядке, – мигом привела в порядок нужные мимические мышцы я, – Так, думаю.
– О чём?
– О политике.
Лицо маман вытянулось:
– О политике?
– Ага. Мы тут немного подискутировали с мистером Гудменом … Да не волнуйся, он не умчал в закат, мы действительно интересно поболтали.
– А я и не волнуюсь, с чего бы, – моя родительница пригладила волосы, что лишь убедило меня в её беспокойстве, – Вот что меня действительно беспокоит, так это то, что ты изменилась.
– В каком смысле?
– Не знаю. Повзрослела, наверное.
– Разве это странно? Мне почти 16.
– Ты… – маман явно ступала на неизведанную территорию, – Отдаляешься от меня.
– Это неправда.
– Правда.
– Нет, мам, – я посмотрела ей прямо в глаза, – Неправда потому, что мы никогда не были по-настоящему близки.
Я это сказала? И ад не разверзся под моими ногами, готовый забрать меня на веки вечные?
– Но… Как это…
– Ничего необычного, – я даже смогла улыбнуться, – Просто мы – разные, вот и всё.
У Преисподней только что был второй шанс – и снова нулевой результат. А ведь я даже не ощущала вины за то, что озвучила правду, годами вертевшуюся где-то под моими лёгкими.
Вид у той, что звалась моей матерью, был едва ли не такой же, как при первом столкновении с гипнозом Вэла:
– Я… пойду к гостям.
– Конечно. А я, пожалуй, поищу, куда запропастился мой драгоценный пёс.
Серьезно: уже гребешки принесли, Валентино пропускает самое вкусное из того, что может заинтересовать его на этой отсталой планете!
От методичного осмотра тёмных глубин столов, застеленных скатертями, меня оторвал самый подлый трюк в резерве организаторов званых вечеров: заигравшая музыка.
Я тут же захотела, чтобы Вигвалла заново растерзала моё ухо. Всё лучше, чем танцы. Сейчас Браун-старший притащит Брауна-младшего, а я…