- Обещай мне! – обреченно крикнул я, сжимая его в объятиях. Ни капли нежности, ни капли страсти.
- Обещаю. Они простят. Небеса всегда всем все прощают.
И Эйвинд поцеловал меня снова. Теперь это не было спасение моей истерзанной воспоминаниями души – это была ее новая смерть. Поцелуй, наполненный теплом, обещанием заботы и верности, любовью. Снег медленно оседал нам на плечи, запутывался лебединым пухом в волосах, падал на ресницы. Невыносимо пахло яблоками, летом и солнцем, развеивая мой собственный запах боли, полыни и горной лаванды.
- Зачем ты меня подпустил так близко, Эйвинд?
- Потому что не мог иначе…
Небо помнило жизнь…
- Подожди, Кедеэрн! Ты ведь знаешь, что убегать бесполезно! – кричит мне вслед Эйвинд. Его голос звучит игриво и ласково, с теплыми нотками уюта и любви.
Я смеюсь, оборачиваясь на его слова. Мой смех звонкий и чистый, как воды быстрого горного источника; в искристых голубых глазах нет ни капли прошлой боли и всепоглощающей пустоты. На душе легко и светло, хочется обнять весь мир и прижать к себе, как маленькое капризное дитя.
Теплые солнечные лучи позднего лета согревают бледную кожу, запутываются в волосах, замирают золотой пылью на губах. Море сегодня спокойное, шумит тихо, даря умиротворенность и покой. Я смотрю на наш дом – маленький и уютный, достроенный в начале этого лета. Наш дом. Простые слова приятно греют душу, порхая внутри сотнями озорных легких бабочек.
Я счастлив. И вчера, и завтра, и вот уже полтора года я безгранично и неизлечимо счастлив. Прижимаю руку к груди, где дико колотится сердце, нащупываю пальцами серебряный кулон в форме маленького дракара – подарок Эйвинда на мое двадцативосьмилетие. От холодного безразличного металла кожу обжигает неугасимым ярким огнем.
Эйвинд подходит медленно. На нем только тонкие черные штаны, волосы перетянуты плетенным кожаным шнуром, грудь и плечи блестят от пота, а в правой руке он сжимает короткий меч. На мужественном лице застыла полуулыбка, в темных глазах пляшут искорки веселья. Я любуюсь его стройной фигурой, плавными движениями, спутанными волосами, что беспорядочно падают на лицо и шею, ожерельем с костяных бусин и клыков убитых им волков и медведей. Опасная мужская красота.
- Ты же не ребенок, Кедеэрн! – мягко улыбается Эйвинд. Я боюсь пошевелиться, боюсь спугнуть свое счастье. Иногда мне не верится, что такой сильный и уверенный в себе человек выбрал слабого вдовца без рода-имени.
- Я устал… – жалуюсь, осторожно убирая с его лица мокрые пряди.
- Ты обещал, что не будешь увиливать от тренировок. Это для твоего же блага, Кедеэрн. У тебя такое доблестное кельтское имя – повелитель сражения, а ты даже меч не можешь удержать в руках дольше нескольких минут! – в теплом голосе Эйвинда слышен упрек и легкая усталость.
- Тебе слишком сложно и невозможно со мной.
- А без тебя нечем дышать. – шепчет он, целуя меня в вечно холодные тонкие губы. Меч выпадает из руки, Эйвинд крепко обнимает меня, и мы бесконечно долго стоим недвижимо, наслаждаясь теплом и покоем друг друга. В сотне ярдов отсюда нас ждет маленький деревянный дом, где в камине всегда потрескивают дрова и хворост, а над окнами темнеют сушеные травы и белеют пучки чеснока.
- Зачем мне тренировки, если у меня есть ты? – мой тихий голос первым нарушает сладкое молчание. Эйвинд улыбается уголками сухих обветренных губ и легко целует меня в щеку.
- Ты такой красивый, Кедеэрн. И глупый. Я готов оберегать тебя вечность…
- Знаешь, а я иногда боюсь. До боли в груди боюсь, что в одно дождливое весеннее утро проснусь, а рядом будет пусто… И в доме будет пусто, и в целом мире… Понимаешь?
- Нет. И даже не хочу. Что за глупости? Наши судьбы связанны навечно, никакие ветры и волны холодного моря не смогут нас разлучить. Помни это. Небеса – свидетели нашего счастья.
Я обнимаю его еще крепче. В груди боль сменяется легкостью и хрустальной хрупкой чистотой. Свет переполняет меня, рвется, чтобы утопить весь мир в ласке и нежности. Тревоги медленно и верно покидают сознание, кровь бежит по венам быстрее, тело горит от его прикосновений и теплого родного дыхания.
Мы никогда не говорили друг другу слов любви, не клялись любить вечно и хранить верность, но знали – друг без друга мы умрем, задыхаясь прозрачным чужим воздухом. И тогда холодное враждебное море поглотит переплетенные в страстной нежности тела, очищая эти земли от самого страшного греха и от самого горького счастья. Только волки будут выть тоскливо, оплакивая вместе с лиловым вереском и серой полынью нашу печальную участь.
Но это будет не сейчас. Через много-много лет, спустя тысячи прожитых вместе лет… Каждое утро я молился всем богам Асгарда, чтобы вечность для нас не наступила никогда, но зиму непременно сменяла осень. Завтра мне исполнится двадцать девять лет, а Эйвинду скоро будет сорок. Время слишком неспокойно и несправедливо, для него люди – безвольные куклы, которыми так легко и приятно управлять, мучить, убивать и воскрешать через сотни лет в других таких же недолговечных телах…
- Ты печален, Кедеэрн?
- Дурные мысли… – отмахнулся я. У нас еще вся жизнь впереди, так зачем медленно убивать себя пустыми предчувствиями?
- Я пригласил к нам погостить свою мать. Она давно хотела с тобой повидаться.
- Наверное, она ненавидит меня… Ведь это я сделал тебя… таким. – к горлу подступил холодный липкий ком, мешая выдохнуть терпкий сладкий воздух, но Эйвинд весело улыбнулся, ероша мне волосы.
- Каким? Счастливым? Мать рада, что ее сын обрел родственную душу, и не важно, какого ты пола и положения.
- Зачем ты позволил забыть боль, Эйвинд? – слова слетели с моих уст прозрачными лесными феями, брызгая вокруг золотистой пыльцой нежных луговых цветов. Мне нужен был давно известный ответ, который всегда почему-то успокаивал.
- Потому что не мог иначе…
Небо помнило осень…
Мелкая золотистая и красная листва медленно осыпалась к моим ногам. Танцующие феи с драгоценностями в волосах и глубокими серебряными глазами… Ветер трепал мои светло-русые волосы, в которых запуталась прозрачная паутинка. В руках я держал длинный охотничий нож и изучал внимательным рассеянным взглядом резную деревянную рукоятку. Умелый мастер рассказывал о великом сражении, где за праведную и светлую цель гибли десятки тысяч храбрых воинов, а женщины и дети оплакивали непоправимые потери. Если начнется война, кто оплачет меня? Или Эйвинда? Только вереск, море и осенние тусклые дожди…
Сегодня мы впервые поссорились. Впервые за почти пять лет совместной счастливой жизни. Тоска и боль сжимали грудь стальными тисками, а глухая обида затягивала на шее тугую петлю. Он сказал, что устал. Что ему невыносимо сложно терпеть ненависть окружающих, мои минутные слабости, наше с ним частое неловкое молчание… Он ударил меня. Жестоко и горько. Нам хорошо вместе, но невыносимо…