Выбрать главу

Бледные дорожки прозрачных льдистых слез медленно сползали по моим щекам. Сдерживать крики было все сложнее, поэтому я до боли в побелевших пальцах сжимал рукоять длинного ножа. Осень молчала. Птицы затихли на короткую вечность моего одиночества, не шумела златорунная листва, не бросало об острые скалы свои серые воды море… Когда тебе плохо, то кажется, что весь мир против тебя, а когда тебе хорошо, то уже не надо всего мира.

Медлительные тихие шаги. Я знал, что он придет. Я безнадежно в это верил. Ведь если бы он не пришел, я бы не вернулся. Слишком больно вгрызлись в душу стальные шипы брошенных в порыве злости слов.

Он садится возле меня на мятую пожелтевшую траву, молчит. Сердце пропускает несколько ударов, кровь течет жилами прошлогодним талым снегом. Тишина, когда-то такая теплая и живая, теперь давит на виски, выжигает из сердца тонкие струны любви и нежности. Далеко за фьордами воет стая белых волков в ожидании полнолуния.

- Тебе холодно? Я принес плащ… – осторожно говорит он, накрывая мои плечи теплой тканью. Теперь этот родной жест похож на траурные движения ритуального танца.

- Лучше бы ты вернул назад несколько лет… – шепчу в пустоту. Я не вижу бледных вод моря, не замечаю океана лилового вереска, не хочу видеть наш маленький деревянный домик, поэтому вокруг пустота и тьма.

- Прости меня… – шепчет Эйвинд, хватая мои тонкие бледные руки и прижимая их к губам. Я не в силах пошевелится или проронить хоть слово. Боль накатывает штормовыми волнами, калеча истерзанную душу и посыпая зарубцевавшиеся раны солью.

- За что? В ссорах всегда виновны двое.

- Нет, Кедеэрн! Я такой дурак! Как я мог? Ты же свет моей жизни, моя вечная весна и золото осени… Ближе тебя только смерть и жизнь, но я и этим готов пожертвовать, только бы ты простил меня! – говорит Эйвинд, страстно и нежно целуя мне руки, губы, шею, ключицы, ероша волосы, трепетно прижимая к себе… Но когда его теплые губы целуют в скулу, я шиплю от боли. Совсем недавно туда ударила его рука. Самая родная в мире и теперь такая чужая…

- Не надо, Эйвинд. Мне нужно побыть одному.

- Значит, не простишь… – обреченно шепчет он, прикрывая ладонью прекрасные глаза цвета черники, цвета майской ночи, цвета ежевичного сока на губах…

- Я давно простил. Я тебе всегда все прощу, даже смерть… – медленно отвечаю, смахивая с глаз невольные слезы.

- Не говори так! Я никогда не посмею… – вскрикивает Эйвинд, но смолкает на полуслове, вновь оседая на пожухлую траву.

- Пойдем домой. – устало предлагаю я, сжимая пальцы самого родного в мире человека и переплетая их со своими.

- Кедеэрн… – в его вновь теплом живом голосе звенят нотки благодарности и щемящей нежности, а у меня вновь натягиваются певчие струны души.

- Зачем ты убил эту осень?

- Потому что не мог иначе…

Небо видело вечность…

Я смотрю на него слишком печально. Это была наша последняя осень. Мертвая и безразличная. Воспоминания режут душу тупыми ржавыми ножами. Давно рухнули последние стены, разлетелись на мелкие кусочки стекла, осыпались лепестки полевых цветов. Пять лет… Много ли это для двоих безумцев, что просто хотели счастья?

На миг наши взгляды встречаются, и я чувствую, что он умирает вместе со мной. Его душа осыпается липкими хлопьями последнего снега, горьким пеплом поминальных костров, серыми дождями далеких заброшенных миров, где живут прекрасные лесные феи. Он вспоминал вместе со мной – пропасть, нежность, жизнь, последнюю осень, горечь и вечность…

В его глазах застыл неизмеримый ужас, на ресницах блестят скупые мужские слезы. Нет, это унылый колючий дождь, что режет меня на куски, окуная в океан невыносимой боли. Что же ты наделал, Эйвинд?

- Мы не сможем… друг без друга. Помнишь… это твои слова… – задыхаясь пульсирующей болью и ватной слабостью, шепчу я, наваливаясь всем телом на Эйвинда. Ноги не держат измученное тело.

- Но и не сможем вместе. Скажи, ты чувствовал, что наше счастье недолговечно? – спрашивает он, обнимая меня за талию. Кровь пачкает его тонкую белоснежную рубашку и длинные пшеничные волосы, кровь заливает пропастью его распахнутую душу.

- Да, но не… думал, что вечность… будет такой… короткой.

- Прости. Я не хотел, чтобы ты так долго мучился.

- Хоть так мы поговорим… нормально… Впервые… за последние полгода… – спокойно улыбаюсь я, прижимаясь к нему теснее.

- Кедеэрн, когда успело погаснуть то, что горело так ярко?

- Моя душа сгорает от жара этого огня…

- А моя покрылась ледяной коркой… – только теперь в его голосе слышно раскаянье. Он извиняется не за боль, страдание и смерть, а за то, то не чувствует былого тепла родственных душ. – А ты бы смог убить меня?

- Никогда. – отвечаю честно. Я не умел врал ему.

Я хочу в последний раз заглянуть в его красивые колдовские глаза и увидеть на губах мечтательную полуулыбку, но взор застилает чернота. Маленькие бабочки с сожженными крыльями, мертвые лесные феи с волшебного сна… Я только чувствую, как мокрые от моей крови пальцы Эйвинда гладят меня по щеке, волосам, очерчивают тонкие линии губ, а потом одевают на шею массивное ожерелье с костяных бусин и клыков убитых им волков и медведей. Прощальный подарок в пустую немую вечность.

После смерти мы обязательно встретимся и будем счастливы. Это единственное, во что я свято и безнадежно верю. Боги Асгарда, услышьте мои сумасшедшие крики, которыми пропитаны горькие весенние травы и слепые проливные дожди! Пусть эти руки обнимают меня вечность, пусть этот долгий сладостно-терпкий поцелуй никогда не кончается…

Но вот его теплые обветренные губы, перемазанные в небесных слезах и крови, медленно отдаляются от меня, обозначая давно предначертанный финал. Кто-то обнимет меня за поникшие плечи… Эти руки слишком холодны и прозрачны, но дарят безбрежный покой. За гранью я обязательно найду Хельгу и детей. Она все поймет и отпустит.

Время. Тук-тук, тук-тук… Тик-так, тик-так… Сердце – самые верные часы. Замирает оно – исчезает и время. Горько, сладко, тепло… Исколотый лед на запястьях, рубины на бледных губах… И только его прекрасные темные глаза, в которых я утонул. Он – мое безбрежное чужое море.

- Зачем ты это сделал?

- Потому что слишком сильно люблю…

- Ты соврал тогда, Эйвинд… Небеса никогда никому ничего не прощают.

Тук-тук… Тук-тук… Тук…