– Бель, ты двигаешься как корова. Так не пойдет! – крикнул ей Нильтон, отвлекая от раздумий.
Нильтон был главой их группы самбы. Он писал музыку, занимался хореографией, придумывал костюмы и руководил репетициями. Нильтон был строг, и его похвалу нужно было заслужить. Бель знала, что на corso [xxxi] они будут неплохо смотреться среди других групп. Но Нильтон подгонял всех, точно одержимый. Он хотел добиться полной отдачи. Лучшего учителя и представить себе нельзя.
Бель очень злило то, что ее родители не воспринимали эти репетиции всерьез, считая их пустой тратой времени, а то и чем-то непристойным. Исполнять сложнейшие движения самбы, да еще и так быстро – это требовало мастерства. И дарило истинное наслаждение. Танец был настоящим искусством, но в то же время и тяжелой работой, ведь нужно было долго танцевать на высоких каблуках, еще и удерживая на голове огромный убор. Танцовщицы призывно поводили бедрами, их кожа блестела, девушки были, надо признать, почти обнажены – конечно же, это вызывало у мужчин грязные фантазии, но это-то и требовалось. И никого не приведет в восторг танцовщица, которая явно страдает во время выступления. Как бы тяжело ей не было, танец должен казаться чувственным, а девушка – расслабленной. Поэтому, когда Бель улыбалась зрителям, она делала это не для того, чтобы разжечь огонь страсти в мужчинах, а чтобы доказать свой профессионализм, сделать выступление идеальным, соблазнительным, самым лучшим. Пока что ей это не удавалось. Нильтон был прав – она двигалась как корова. Но такая критика ее только подстегивала.
Бель повернулась к музыкантам, чаруя их блистательной улыбкой, и уперлась руками в бока:
– Чего вы ждете?
Когда Бель два часа спустя вернулась домой, ее мать спала в кресле. Девушка на цыпочках прокралась к лестнице и уже с облегчением вздохнула, когда Неуза проснулась.
– Стой!
Огорченная, Бель повернулась. Донья Неуза, к сожалению, спала очень чутко и сразу же просыпалась от малейшего шороха.
– Где тебя носило? Хочешь переспать с кем-то из этих оборванцев и залететь, как я?
Конечно же, Бель этого не хотела, хотя ей ситуация с матерью виделась в другом свете. Она не желала стать такой уродливой, старой, озлобленной. Что плохого в том, чтобы выйти замуж за преуспевающего, умного и доброго мужчину и родить четверых замечательных детей? Бель этого не понимала. Ей было мерзко, когда мать жаловалась на свою горькую судьбинушку. В конце концов, Неузе жилось намного лучше, чем другим женщинам в их квартале. И без мужа ей было бы намного хуже. Собственно говоря, ей вообще повезло.
– Не бойся, я мальчишек к себе не подпущу. А если люди всякое болтают, то и пусть. Они просто завидуют. Ты не должна слушать их глупую болтовню.
– Ты выглядишь как шлюха. Завидовать тут нечему.
– Но я не шлюха. В отличие от Паулиньи. Она всегда смущается, когда ее приглашают на танец, строит из себя недотрогу, а сама уже переспала с десятью мужиками из нашего квартала. Ну да ты и сама это знаешь. Я танцовщица. А на карнавале можно немного обнажиться. Нельзя танцевать самбу, застегнувшись на все пуговицы. Сдержанность там недопустима.
– Но ты не просто несдержанна, ты танцуешь голой! В летнем платье ты танцевала бы не хуже.
– Это не так соблазнительно.
– Верно подмечено. Поэтому я запрещаю тебе и дальше заниматься этим блудом! Мужчины пускают слюни, когда видят тебя.
Втайне Бель нравились мысли о пускающих слюни мужчинах. Это дарило ей власть над ними. Но что понимает эта старая опустившаяся женщина?
– И не надо так нагло ухмыляться. Ты, должно быть, меня не поняла. Я запрещаю тебе заниматься танцами.
– Спокойной ночи, mae, – безмятежным голосом произнесла Бель и стала подниматься по лестнице.
Брюзжание матери не прекращалось, но Бель ее не слушала. Она будет танцевать. Она станет лучшей sambista – танцовщицей самбы – в Рио. А тогда…
Пока его дочь в соседней комнате мечтала о великолепном будущем, Фелипе беспокойно метался во сне. Ему было жарко. «Почему бы не изобрести полезную вещь? – проснувшись, подумал он. – Есть автомобили и самолеты, лифты и телефоны, электричество и граммофоны, но нет устройства, которое охлаждало бы воздух». Вентилятор, установленный Фелипе год назад – большая редкость в Рио, – из-за перепадов электричества постоянно отключался, да и температуру особенно не снижал. В такие ночи, когда стояла сорокоградусная жара, порывы горячего воздуха нисколько не охлаждали кожу, и казалось, что ты попал в бурю в пустыне. Может быть, стоит привезти кого-то из этих гениальных изобретателей из Европы или Северной Америки сюда, в Рио. Вот поживут они в тропиках, осознают проблему со зноем и придумают что-то.