Что со мной сделал Макар? Да ничего, по сути. Ему ничего и не надо делать, только быть тем, кто он есть, этого достаточно, чтобы я чувствовала себя слабой ничтожной тряпкой, его подстилкой. Проходила минута за минутой, прозвенел звонок, а я все не могла успокоиться, не могла заставить себя выйти наружу.
Но хватит с меня этих слез! Хватит воспринимать каждое его никчемное слово, как личное оскорбление. Нет абсолютно никаких разумных причин для того, чтобы его слова так сильно ранили меня.
«Ева… я не хотел причинить тебе боль», внезапно вспомнилось мне. Может, и правда, не хотел. Стало жалко несчастную овечку, страдающую от неразделенной любви? Надеюсь, теперь он понял, что той любви во мне, как воды в пустыне. Теперь он знает, что я чувствую к нему. Ну, и отлично.
Слезы, и правда, помогли мне, я очистилась от груза этих эмоций, начала смотреть на ситуацию здраво, спокойно. Умывшись, стерев остатки макияжа туалетной бумагой, я оценила свое отражение в зеркале. Красные глаза, покрасневший нос, пятна на щеках. Сносно, в общем-то, но понятно, что я очень долго плакала. Еще один штрих к образу несчастной влюбленной овечки ‒ теперь уже ни у кого не останется сомнений, что Макар Власов разбил мое сердце. Даже смешно, если вдуматься.
Вернувшись в класс к началу следующего урока, я проследовала к своей парте с как можно более невозмутимым видом.
―Ева… ну, как ты? ―обеспокоенно спросил Витя, тем не менее, стараясь взглядом и голосом показать, что я могу не отвечать, если не хочу.
―Хорошо. Правда, все в порядке, ―я улыбнулась ему.
―Если хочешь, я поговорю с ним, скажу, чтобы он держался от тебя подальше.
―Да, нет, не нужно, спасибо, я просто хочу забыть обо всем этом.
Я напряглась на мгновение, но потом снова постаралась успокоиться. Я и правда, в порядке. Ну, или должна быть в порядке. Скоро об этой истории все забудут, и тогда я приду в себя окончательно и навсегда.
Краем глаза я заметила, что Макар снова посмотрел на меня. Я поправила волосы так, чтобы они создали что-то вроде ширмы перед моим лицом с его стороны. Не хочу его видеть, не хочу, чтобы он смотрел на меня. «Может, попросить маму перевести меня в новую школу?», внезапно мелькнул вопрос в моем сознании. В этой мысли было что-то разумное ‒ год только-только начался, и школа могла бы вернуть часть оплаты за мое обучение.
Но я знала, что побег от проблем еще никогда и никому не помогал.
Мне уж точно не поможет.
Глава 7. Повод для ненависти
У меня возникло стойкое ощущение, что после того разговора Власов и сам возненавидел меня, будто мои слова задели его сильнее и глубже, чем я могла ожидать. Несколько раз за весь этот день я ловила на себе его тяжелый задумчивый взгляд. С одной стороны, я не могла не чувствовать мстительное удовольствие, удовлетворение оттого, что теперь он понял, каково мне было все это время, что мои слова впились в его мозг ядовитой занозой, от которой не так-то просто избавиться.
А с другой… я начала его бояться. Я боялась того, что он может сделать мне, как попробует отомстить. Для этого у него было сколько угодно возможностей. Богатый популярный мажор, он мог уничтожить меня, когда ему вздумается.
Да, я его боялась.
Но остаток дня прошел мирно и спокойно, мы переходили из класса в класс, на физкультуре бегали и играли в волейбол, все время рядом со мной был Витя, в любой момент готовый меня защитить.
Конечно, я не могла знать, что Макар говорил обо мне за глаза другим ребятам. Как-то в одной из школ со мной похожим образом произошла очень неприятная история. На вечеринке я целовалась с одним из самых популярных парней в классе ‒ именно такие, наглые и самоуверенные, обычно первыми ко мне и подкатывали. В то время я отчаянно хотела понравиться хоть кому-то, друзей в той школе у меня не было. И вот он завел меня в темную комнату…
Я сказала ему, что девственница, он ответил, что вопрос можно решить и по-другому, и повернул меня спиной к себе. Так далеко мое желание стать своей в их компашке не распространялось, и я вылетела из этой комнаты пулей. А на следующий день говнюк ославил меня на всю параллель, наплел обо мне таких небылиц, такого понарассказывал, чего и не было, и быть не могло. Парни начали делать мне непристойные предложения, девушки называли шлюхой. Это была не просто плохая репутация. Это было настоящее клеймо.
Мама перевела меня в другую школу в этом же городе, частично моя слава докатилась и до нее, но, слава Богу, только в виде ничем не подкрепленных смутных слухов.
Вы скажете, тот случай должен был отбить у меня желание ввязываться в подобные истории? Ну, в общем, должен был, но не отбил. Я понимала, что произошедшее – частный случай, большая редкость. Обычно парни молчат о своих неудачах на фронте любовных похождений, да и не всякий станет вот так позорить ни в чем не повинную девушку, только настоящий, истинный подлец.