Мир не такой, каким кажется. За яркими красками и пестрыми неоновыми вывесками всегда скрыто серое однообразие, абсолютная идентичность, никому не интересная рутина, но если копнуть глубже, можно найти и более темные тона. Черную бухгалтерию тех же самых магазинов, что завлекают проспектами, просроченные товары, нелегальное оборудование, в душах же человеческих можно отыскать боль, страх, обиду, равно как и ненависть вкупе со злостью. Вот только кому нужно копаться в темных закоулках, когда просроченный продукт запакован в яркую фольгу, а над входом в магазин подмигивает неоновым глазом красный пушистый котенок?..
***
Небо окрасилось багрянцем, бросая на зеленую листву алые мазки кисти сумасшедшего художника. Теплый весенний ветер играл ветвями деревьев парка, а по узким аллеям сновали прохожие. Свободных лавочек не осталось даже на обычно всеми забытой тропинке, ведь был День Города, и потому отмечающие не покидали улицы даже с наступлением вечера. В дальнем конце аллеи показался высокий парень лет восемнадцати на вид, странно одетый даже по меркам этого безумного времени и учитывая празднество, во время которого встретить «ряженого» не так уж сложно: на нем был черный с бежевыми вставками костюм, состоявший из брюк и куртки — и это при температуре в двадцать три градуса тепла — а также шапка, напоминавшая огромную лягушку. Выглядела она громоздкой и тяжелой, и было абсолютно непонятно, как парень умудрялся в ней ходить, не сломав шею под ее весом. Волосы его были не менее странными: насыщенного зеленого цвета, до плеч, подстриженные как-то странно, рваными прядями, словно парикмахеру было наплевать на клиента, и стриг он его с хорошего перепоя. Однако самым удивительным в этом медленно шагавшем по алле, засунув руки в карманы, пареньке было даже не это. Выражение лица — вот что заставляло прохожих удивленно вскидывать брови. В его глазах не читалось ни единой эмоции, в них были лишь пустота и отстраненность, а на лице не было ничего, кроме апатии и безразличия ко всему и вся. Он смотрел прямо перед собой и был погружен в неведомый простым смертным мир — в собственную душу, хотя любой, кто его сейчас видел, сказал бы, что парень просто под действием наркотика и вообще ни о чем не думает. Кто знает, ведь в здравом уме и трезвой памяти шапку-лягушку, грозящую оторвать голову, равно как и кожаную куртку в столь жаркую погоду, не наденут, да и абсолютное отсутствие эмоций для простого человека — нонсенс. Ну, или для здорового психически, не злоупотребляющего галлюциногенами человека… Впрочем, в чужую душу ведь не заглянешь, верно?
Парень абсолютно не смотрел по сторонам, однако прекрасно видел, что все лавочки заняты: в основном оккупировали их целующиеся, обнимающиеся или просто держащиеся за руки парочки, а подобная компания его явно не устраивала. Он продолжал свое апатичное шествие и в дальнем конце аллеи наконец набрел на почти свободную скамейку. Почти, потому как на ней сидела девушка примерно его возраста, в черном строгом брючном костюме, чем-то напоминавшем классический мужской, с длинными, до пояса, черными прямыми волосами и абсолютно непримечательной внешностью. Тонкие губы, нос прямой и чуть длинноватый, глаза блеклые, серые, пустые, в которых застыло такое же безразличие к жизни, как и в глазах самого зеленоволосого паренька. Она тонкими длинными пальцами с коротко стриженными, не накрашенными ногтями флегматично отщипывала кусочки от батона и крошила их на землю прямо перед собой. Толпа голубей с радостью принимала подачку, но девушка на них не смотрела: ее безразличный взгляд был устремлен на сгорающее в вечерних сполохах небо. Парень остановился, оценил ситуацию и уселся на край лавочки. Девушка, сидевшая на другом краю, никак на это не прореагировала: она всё так же безразлично продолжала крошить птицам белый хлеб. Парня это устраивало: никаких вопросов по поводу его внешности, никаких воплей: «Проваливай отсюда, мусор!» — никаких претензий и ругани, никаких попыток втянуть в беседу. Да, это его более чем устраивало. Он тоже посмотрел на небо и вновь погрузился в себя, забывая о том, где находится, и только когда закат догорел, превратив небо в серую засыпанную пеплом бесконечность, он встал и, не взглянув на девушку, пошел обратно. Вечер определенно прошел удачно. Ведь сегодня его даже ни разу не попытались прогнать с лавочки, хотя обычно это происходило раза по три-четыре за какой-то несчастный час, что он проводил в парке каждый день в течение последнего месяца…
***
Небеса… Лжете ли вы? Или говорите правду? Как понять, иллюзия ваш покой или реальность? Такие же вы, как и весь этот прогнивший мир, или все же есть в вас то, чего нет на земле — истина? И может ли человек обрести покой, достигнув вас? Да и возможно ли вообще вас достигнуть? А еще можно ли называть вас так, как нельзя назвать больше ничто на свете — «Небеса Обетованные»? Есть ли он, этот идеал, или он всего лишь очередная рекламная утка, и не найти душам покоя, не достичь им мечты?.. А может, и мечтать не стоит, ведь всё в этом мире — фальшь, и чтобы не лгать, лучше просто стать куклой без эмоций. Ведь отсутствие чего-либо — это не обман. Это сокрытие его наличия…
***
Девушка с длинными черными волосами, как и каждый вечер в течение полугода до этого момента, кормила голубей, сидя на своей любимой лавочке в дальнем от входа в парк конце тенистой аллеи. Она приходила смотреть на закат: он был нужен ей. Безумные цвета, их смешение… Этот яркий водоворот — он был необходим ей, и потому она каждый вечер вновь покупала батон и приходила в парк, на самую безлюдную аллею и сидела, глядя в небо и подкармливая птиц. Не потому, что ей было их жаль — просто она уже не могла иначе…
В дальнем конце аллеи появился странный паренек: болезненно худой, с безумно бледной кожей, тот самый, что вчера сидел рядом с ней и смотрел на закат. Обычно, если к ней подсаживались, она вставала и отходила под сень деревьев, но в тот раз решила остаться, ведь парень не просто не приставал к ней с разговорами — он даже сидел абсолютно не шевелясь и совершенно бесшумно. А потому эта компания ее не раздражала, и она не ушла с лавочки. Вот только в этот вечер свободных мест было довольно много, и она абсолютно не горела желанием снова делить лавочку с посторонним. Однако, как и всегда, судьба желаний человеческих не учла. И парень в шапке-лягушке сел на лавочку странной девушки. Она собиралась было уйти к деревьям, но парень замер, апатично уставившись на небо, и она решила остаться. А какой смысл сбегать от того, кто, как и она сама, больше напоминает мебель, чем живое существо с волей и чувствами?
Батон был докрошен как раз с последними бликами багрянца на потемневших небесах. Еще пять минут, и девушка уйдет. Ровно пять минут и ни секундой больше, хотя на часы она, как всегда, даже не посмотрит. Но парень ее опередил: он встал и неспешно двинулся к выходу из парка, втянув голову в плечи и, как и прежде, не вынимая рук из карманов.
***
Зачем небесам закат? Зачем им эта оберточная бумага, эта мишура, эта бесполезная шелуха? Чтобы привлечь взгляды? Если да, они своего достигли. Вот только это вряд ли так. Небо вечно, какое ему дело до того, смотрят ли на него муравьишки с «гордым» именем «люди»? Да никакого. Ведь у него впереди Бесконечность, а у этих жалких созданий — лишь могила. Смерть, пустота, темнота — на выбор. И никто из них этого не избежит. Но почему-то все они мечтают о сказке. О счастье, об исполнении желаний, о том, чтобы сны стали явью. Вот только это невозможно, потому что Небеса Обетованные, даже если они и существуют, недостижимы. Ведь небесам люди ни к чему…
***
В который раз он пришел в этот парк и сел на эту самую лавочку? Кто знает… он не считал. Знал только, что приходит сюда каждый вечер примерно месяц, а точно сказать не мог. Да это и не требовалось, ведь никто и не спрашивал. Почему именно эта лавочка, когда вокруг еще с десяток свободных? Все просто. Свободную лавочку, если на ней сидит лишь один человек, могут занять посторонние и прогнать того, кто занял ее первым. «Смешно», — скажете вы, ведь рядом еще свободные скамейки. Зачем прогонять кого-то? Вы правы. «Кого-то» прогонять смысла нет. Вот только носившего шапку-лягушку паренька, напоминавшего наркомана или аутиста, сгоняли из-за его странности с «насиженных» мест довольно часто, а потому он попросту не хотел рисковать. Хотя бы один час в день он хотел проводить спокойно: без постоянной ругани в свой адрес, без критики и придирок, и, ясное дело, без вонзающихся в спину стилетов. Нет, это не бред: такое случалось почти каждый день, и, вопреки мнению окружающих и того, кто эти самые стилеты в него бросал, парню было больно, когда острая сталь пронзала горячую плоть, разрывая бледную, почти прозрачную кожу. Вот только он этого никогда не показывал, и это заставляло людей верить, что он не чувствует боли. Ведь люди так легко ведутся на обертку, не задумываясь о содержимом…