***
Небеса Обетованные, есть ли вы? Возможно ли вас достигнуть? Как понять, что это всё же вы, а не очередная иллюзия? Нужно просто поверить. Нет, не Небесам. И не тому, чье имя они носят. И даже не самому себе: ты можешь ошибиться. Поверить нужно цвету, который просыпается в твоей душе, когда Небеса распахивают свою душу настежь, впуская в нее только тебя, тебя одного изо всего мира, и показывают тебе свой цвет. И цвет этот не красный, как закат, как кровь. Не белый, как поминальная хризантема. Не черный, как катафалк, провожающий навеки в холод. Этот цвет — сияюще-синий. Пронзительный цвет небес, по которым не плывут облака. Цвет небес, которые не заплачут дождем. Цвет небес, которые улыбаются тебе широко, тепло и открыто. Поверь этому прекрасному цвету, даже если цвет глаз того, в ком расцвела эта бездонная синева, совсем иной. Ведь цвет души — это не цвет глаз, будь тот коричневым, серым, зеленым или даже голубым. То лишь радужка, лишь оболочка, лишь неоновая вывеска, подманивающая наивных покупателей, за которой прячется серость безразличия, таящая в себе черноту боли и ненависти. И лишь пройдя все три двери, вскрыв все три замка, преодолев все три стены, ты увидишь настоящее Небо, его истинный цвет и бесконечно-добрую, счастливую улыбку.
Ты умеешь улыбаться, Фран. Научился. А я поверила бесконечной синеве, которую ты мне подарил. И теперь уже не важно, что я не достигну неба, оставшись на земле. Важно лишь, что Небеса Обетованные смогли вернуть голос девушке, поклявшейся смертью своей души никогда не говорить. Ведь если смерти нет, то и клятвы тоже. Потому что обет звучал: «И покуда моя душа мертва, ни звука не проронят эти губы». Почему? Потому что меня убили, как и тебя, Фран. Убили те, кому я доверяла. Но какой смысл вспоминать черное прошлое, когда впереди — сияюще-синее будущее на Небесах Обетованных, дарующее абсолютный покой, полный тепла, а не могильного холода?..
***
Первые лучи рассвета коснулись щеки Селии вместе с нежными пальцами юного иллюзиониста. Фран сидел рядом с ней на корточках и задумчиво выводил на бледной коже собственный вензель. Девушка сонно моргнула и удивленно воззрилась на парня, а затем вспомнила события прошлого вечера и тепло улыбнулась ему.
— Я должен идти, — апатично сказал парень и поднялся. На нем была его собственная черная рубашка и незастегнутая, застиранная ею еще ночью куртка. Селия кивнула, и парень взял с блюдца цветок сакуры. Они прошли к входной двери, он обернулся и протянул цветок ей, но она лишь покачала головой. К чему нужны иллюзии, если рядом тот, кто создает их?.. Ее пальцы коснулись его щеки, объясняя ему эту простую истину, а он кивнул, и цветок взорвался мириадами светлячков, растаявших в воздухе.
— Скажи, а есть ли что-то, что ты и впрямь хотела бы увидеть? — вдруг спросил парень, зная ответ.
— Полет наяву, — кивнула Селия.
Фран взял ее за руку, и в следующий миг квартира исчезла. Вокруг было лишь бескрайнее синее небо, безоблачное и глубокое, сияющее и манящее. Легкий ветер играл их волосами, а тело парило в невесомости, даруя полет и незабываемое счастье. Где-то внизу плыли те самые, отсутствующие вокруг облака, скрывая от взора грешную землю. Селия обняла Франа и прошептала, цитируя Плутарха:
— «Хотя мальчишки побивают лягушек камнями ради забавы, но лягушки умирают по-настоящему». Фран, не позволяй никому больше себя убить.
— Не позволю, — кивнул иллюзионист, прижимая девушку к себе. — Это можешь сделать только ты.
Апатия в голосе, апатия на лице, но безумная нежность во взгляде. И не нужны эмоции в жестах, когда они живут в душе…
— Я не убью тебя…
— Я верю.
Он невесомо коснулся губами ее губ, зарываясь пальцами в черные мягкие пряди, а она отвечала на поцелуй, нежно касаясь ладонями его спины. Секунды или часы? На Небесах Обетованных время замирает…
— Я приду вечером, — прошептал он ей в губы.
— Я буду ждать.
Ведь их парк — это неотъемлемая часть их жизни, но теперь они будут смотреть не на мишуру заката, а в душу друг друга. Фран молчал, не зная, как сказать то, что хотел, не зная, как сможет уйти, если скажет, но она опередила его.
— Люблю, — прошептали искусанные губы и едва ощутимо коснулись его век.
Иллюзионист прижал девушку к себе и выдохнул ей на ухо:
— Я тоже… люблю.
Нежные объятия, мимолетный поцелуй. И иллюзия исчезает, потому что сил концентрироваться на ней у иллюзиониста уже нет, как и сил сделать шаг за порог. Но ведь он сильный. Он пережил многое. Слишком многое. И потому он сумеет оторваться и сделать этот самый шаг, чтобы вечером прийти в парк и подарить единственной девушке, способной заставить его душу улыбаться, букет настоящих, а не иллюзорных незабудок, что на японском языке цветов означает «истинная любовь».
— Фран, помни, твое имя значит «свободный», — прошепчет она ему прямо в губы, а он кивнет и ответит:
— И только Небеса Обетованные имеют над этой свободой власть.
А большего им и не нужно. Потому что страсть и вожделение — не для тех, кто ценит тишину и покой. И когда он вновь проводит ее до дома, то ляжет спать вместе с ней, в ее постель. Но он лишь нежно обнимет ее и поцелует черные локоны, проваливаясь в бесконечность сна. Потому что несмотря на его страх перед тем, как она уговорила его снять рубашку, ее прикосновения не вызвали в нем неудержимой страсти, о которой так часто говорил Луссурия. Это был лишь теплый, спокойный огонек камина, у которого греешься прохладными дождливыми вечерами, потягивая горячий шоколад из пузатой чашки и обнимая ту, кто читает тебе вслух томик сонетов Шекспира. Ведь душе, только что воскресшей из небытия, яркие эмоции ни к чему. Они спокойны и сдержаны, но куда более живы, чем порывы и всплески душ тех, кто никогда не умирал. А еще они способны на самое главное — на понимание. И потому, засыпая, Фран подумает лишь о том, что хочет провести с этой девушкой вечность, а Селия улыбнется мысли о том, что Фран всегда держит слово, а потому ран на его теле никогда больше не появится. Ведь он сильнее Гения и мечника, вот только никогда этого не показывал… Да и зачем? Ведь поистине сильный человек свою силу на каждом углу не демонстрирует, а применяет ее лишь для защиты тех, кто ему дорог. Это и есть настоящая сила — умение сдержать себя и не навредить, когда есть возможность подчинять и причинять боль.
«Не навреди», — гласит заповедь врача. А чем воин, защищающий близких, отличается от врача? Тем, что «не навредить» он должен лишь тем, кто не идет войной на его родных. И потому Фран не защищал себя — свою душу, а тем более свое тело он чем-то важным и ценным не считал и принимал стилеты от «друзей» как должное. Но обещание есть обещание, а он человек слова, хоть и иллюзионист. А потому шрамов на его коже больше не прибавится. И когда она снимет швы, он лишь скажет, что сдержит слово. А она улыбнется и ответит, что Небеса Обетованные по-другому и не умеют. Ведь они не умеют лгать, а потому их глубокому синему цвету можно верить. Всегда…