— Знаю, знаю… — Сибелл утомленно вздохнул.
— А теперь, — снова взмахнув зажатым в руке листком, заметил Шпилька, — почему бы мне не заняться чем-нибудь полезным? Например, не отправиться в рудники Крома?
— Я попросил Н’тона подбросить тебя туда. Времени как раз хватит на то, чтобы взять рисунок и переодеться в летный костюм.
— Отлично. Биста обожает летать на драконах. — Шпилька аккуратно свернул послание Серубила и спрятал его в задний карман штанов. — Я не задержусь надолго.
— Надеюсь.
Он вернулся поздно вечером. На этот раз он постучал в дверь кабинета Сибелла и вошел, неся на подносе кувшин кла, кружки и тарелочку со сладкими бисквитами.
— Я с пустыми руками не прихожу, — проговорил он, проходя к столу и водружая поднос на столешницу. Быстро оглядел стопки бумаг на столе: похоже, Сибелл не особенно продвинулся в работе с тех пор, как они расстались. — Ты что, ничего не делал с этими прошениями весь сегодняшний день?
— Я разложил их по разным стопкам. Ну, какие у тебя новости?
Шпилька налил им обоим по кружке кла и снова привычно устроился на краю стола.
— Когда заключенный бежал, шрама на лице у него не было. Фалангу указательного пальца он потерял из-за несчастного случая на рудниках. Прежде он несколько раз пытался бежать, но его легко ловили. Преследователи были уверены, что он не услышит их приближения. Именно поэтому они и не бросились в погоню немедленно.
— И когда он предпринимал попытки побега? Шпилька сверился с пометками, которые он сделал на полях письма Серубила.
— В первые два Оборота, которые он провел там… Его глаза расширились, он уставился на мастера-арфиста, который, судя по всему, пришел к такому же выводу одновременно с ним.
— Значит, у него достаточно восстановился слух, чтобы он попробовал снова бежать! — хором сказали они; оба усмехнулись.
— И он выжидал удобного момента… — сказал Сибелл.
— А какой момент может быть лучше, чем когда метеорит пробивает в стенах дыру, через которую и можно сбежать! — Шпилька вскочил на ноги. — Точно. А ванная комната для заключенных разделена перегородками, так что никто никаких шрамов на руках не помнит.
— И имени тоже?
— Они его называли Стекольщиком: у него остались следы от стеклодувной трубки на пальцах.
— Значит, это может быть подмастерье Нориста? — спросил Сибелл.
— Похоже на то.
— Следовательно, у него тьма причин для того, чтобы ненавидеть Игипса. Порист считал Игипса Мерзостью. У нас достаточно косвенных улик для того, чтобы полагать, что предводителем теперешних Очистителей является именно этот беглый заключенный.
— Мой человек, Пятый, — вставил Шпилька и со вздохом снова уселся на край стола. — А теперь нам просто нужно найти его и выяснить, слышит ли он наши вопросы настолько четко, чтобы ответить на них.
— Полагаю, в первую очередь нам нужно узнать, что он и его приятели-Очистители замышляют сделать в ближайшее время, — мрачно заметил Сибелл.
Шпилька посмотрел на мастера-арфиста долгим изучающим взглядом; затем с неестественной жизнерадостностью спросил:
— А ты слышал, что М’ранд и Пильгра ушли на покой и перебираются в Катэй?
— Да, — ответил Сибелл. — И я рад этому. Ради их же собственного блага — они всю жизнь сражались с Нитями. А главное — новые предводителя Вейра будут молоды и сумеют уравновесить Г’денеда: тот так консервативен, что просто удивительно, как ему хватило смелости совершить путешествие во времени тридцать с лишним Оборотов назад.
Ф’лессан и Тай все еще разлетались по своим Вейрам во время Падения Нитей, но в промежутках Ф’лессан появлялся в Бендене крайне нерегулярно. Он почти постоянно жил в Хонсю и все свободное время посвящал обустройству своего нового вейр-холда. Хотя он знал, что большая часть всадников Монако уже устроилась на новом месте, но Тай продолжала прилетать в Хонсю — и к нему. Он сумел наконец разговорить ее: она рассказала ему о своем детстве в Керуне, об ученичестве у мастера Самвела, о ее работе на Посадочной площадке и о том, как она стала ученицей мастера Вансора и Эррагона. В светлые вечера молодые люди по очереди изучали звезды южного полушария.
— Ты знаешь, мне всегда было интересно, почему в Пещерах Кэтрин спрятано еще четыре телескопа, — однажды сказал девушке Ф’лессан: в эту ночь они удобно расположились рядом на широких матрасах на террасе.
— Я и не знала, что тебе об этом известно, — воскликнула она, опуская бинокль и устремляя на него взгляд своих чудесных зеленых глаз.
Он хмыкнул:
— Ты забываешь, что я был на Посадочной площадке практически с самого начала — и, разумеется, пользовался любой возможностью, чтобы покопаться в этих пещерах. Я представлял себе, что в запечатанных картонных коробках там хранятся невероятные сокровища — конечно, до того, как научился читать штрих-коды и кодовые метки Предков. Кстати, о невероятном: как все-таки Зарант’е удается переместить жуков-вонючек? И заодно — как ей удалось спасти эти твои шкуры? Те самые, из-за которых так разволновалась Миррим в день падения Огненного шара?
Тут Ф’лессан заметил, что просто ошарашил девушку своими вопросами, и поспешно добавил:
— Я хочу сказать, что не сомневаюсь в том, что это она их спасла; но как ей удалось? Я все время был здесь, помогая расчищать то, что осталось от Монако-Вейра, ты была слишком занята перевозкой различных вещей на Зарант’е; ты не могла бы даже переместиться во времени, чтобы сделать это…
Он приподнялся на локте, повернулся к девушке и погладил кончиками пальцев ее лицо, на котором возникло замкнутое напряженное выражение.
— Зарант’а сказала мне, что это она их забрала. Я знаю ее. И знаю тебя.
Тай расслабилась и повернулась к нему, подставив лицо его ласке:
— Все, что я знаю, — это то, что она их спасла. В какой-то момент до того, как мы оставили Монако, опережая первую волну цунами, и до того, как мы прибыли на Посадочную площадку. — Девушка помотала головой и сделала неопределенный жест рукой. — К тому времени я была так вымотана…. Не знаю, сколько раз Т’лион заставлял нас перемещаться во времени взад и вперед… — Ее голос затих.
Он поцеловал ее в уголок губ, потом в губы:
— Ты ее хоть раз спрашивала? Я имею в виду — потом, когда ажиотаж прошел и мы снова обрели способность и возможность подумать?
— Нет.
— Может, спросим ее сейчас?
— Не уверена, что она знает. Но я ее спрошу.
Глаза Тай приобрели странное выражение: всадница разговаривала со своим драконом. Потом она моргнула и тихонько рассмеялась.
— Она сказала, что знала: мне они понадобятся, и потому просто принесла их мне до того, как их унесло водой.
Ф’лессан обдумал эти слова. Однако, Зарант’а ответила, так ничего и не объяснив!
— Ну, она хотя бы знает, как переместила тех жуков? Тех, у Бенини-ходда?
— О, — голос Тай звучал сейчас гораздо менее напряженно, — она такое проделывает со всеми жуками, которые подбираются к ней слишком близко. Просто… направляет их в другую сторону.
— Но как?
На этот раз Тай прикрыла глаза, говоря с Зарант’ой.
— Она говорит, что проделывала такое и с пещерными змеями, которые слишком близко подбирались к моему Вейру.
— А может она здесь тоже сделать что-нибудь подобное? Сейчас! Сегодня вечером!
— Тут не слишком много жуков, а змеи уже все заползли в норы.
Ф’лессан приподнялся и сел, оглядываясь по сторонам.
— Попроси ее сдвинуть вот эту скамейку. — Он указал на стоявшую у стены скамью. — Пусть переместит ее вот сюда. — Он похлопал по полу рядом со своим матрасом.
— Скамейка тебе не угрожает, она не залезет ни тебе в постель, ни в твой нос.
— Значит, для того, чтобы она что-то переместила, это должно причинять вред? — спросил Ф’лессан, слегка озадаченный тем, что Зарант’а отказывается его понимать.
Затем он припомнил, сколько терпения понадобилось Игипсу, когда он пытался отправить огненную ящерицу Фарли на мостик «Иокогамы», где она никогда не была.
— Нет, оно просто должно причинять неудобства или угрожать. Скамья ей не угрожает.