Они вернулись в освещенный луной Хонсю. Тени скрыли их возвращение; Зарант’а проскользнула по воздуху к нижней террасе. Все было тихо: похоже, их отсутствия никто не заметил. Они приближались к главному входу, и Тай заметила темную фигуру, медленно приближавшуюся к спящему бронзовому дракону. Человек остановился, придерживаясь за край стола. Ф’лессан?
Что делает этот глупец? Сегодня утром он впервые встал на ноги! Если он упадет, двухнедельная работа целителей пойдет насмарку. Что он делает? Тай пришла в ярость, но ее гнев утих, когда она поняла, что было так необходимо Ф’лессану: ему нужно было быть с Голант’ом.
«Медленно, Зарант’а. Если мы испугаем его, он может упасть, — сказала она своей зеленой. — Как думаешь, сможешь ты его подхватить, если он упадет?»
«Могу попытаться, — с сомнением ответила Зарант’а. — Ему больно».
«Конечно, больно!» — ответила Тай: она почти радовалась тому, что боль не позволяет ему двигаться быстрее, заставляет его быть осторожным. Потом она услышала тихий металлический звук: итак, у него хватило разума взять палку — судя по всему, ее палку, поскольку ему никто еще палки не давал.
Он так сосредоточился на своей цели, на том, чтобы добраться до дракона, что не замечал наблюдающих за ним Тай и Зарант’ы. Ему оставалось пройти еще десять метров: он шел медленно, ступая с болезненной осторожностью.
«Голант’ знает, что Ф’лессан пришел. Он не шевелится. Кто-нибудь может услышать».
«Но я слышу постукивание палки».
«Они могут подумать, что это ты, Тай, решила проведать Голант’а».
Бронзовый всадник сделал еще один мучительный шаг и остановился, пошатываясь, пытаясь восстановить равновесие.
«Если он упадет… О, проклятье, Зарант’а, просто перемести его, как жуков! Перемести его к Голант’у».
«Я… Я… Но он уже почти дошел!»
«Он еще недостаточно близко. Просто перемести его, Зарант’а. Сделай это! Ты помнишь, как ты перемещала жуков!»
Зарант’а издала неопределенный звук. Ф’лессан мгновенно скрылся за шеей Голант’а.
«Перенеси меня к нему».
В следующий момент Тай внезапно оказалась рядом с Ф’лессаном, который придерживался за складки кожи на шее Голант’а, чтобы сохранить равновесие. Тай поддержала его под левую руку.
— Как, черт побери, я оказался здесь? — тихим напряженным голосом спросил Ф’лессан. — Откуда появилась ты? Все уже давно спят!
— Зарант’а, — ответила Тай, словно это объясняло все.
Ф’лессан прижался лицом к шее своего дракона, задыхаясь от напряжения.
— Твои раны могут открыться! Ты мог упасть, мог пораниться! — с упреком проговорила Тай, понизив голос до шепота и наклонившись к уху Ф’лессана.
— Почему же ты раньше не попросила Зарант’у перенести меня к Голли? — яростно зашептал он в ответ: в его голосе слышалась боль и отчаянное желание находиться рядом со своим драконом.
Тай поморщилась:
— По трем причинам: во-первых, ты был тяжело ранен и должен был хоть немного подлечиться. Во-вторых, — она позволила себе заговорить раздраженно, — потому что я подумала об этом, только когда увидела, что ты готов разрушить все, что было сделано за эти две недели, когда тебя заставляли лежать в постели. А в-третьих, Зарант’а еще толком не умеет себя контролировать.
— Жуки, моя милая зеленая всадница, жуки.
Он глубоко вздохнул и выпрямился, опираясь на палку, а когда поднял руку, Тай заметила в ней один из тех острых ножей с тонким лезвием, которые Кривеллан использовал для хирургических операций.
— Что ты делаешь?
Он слегка оттолкнул девушку; Тай оступилась и зашипела от боли, ступив на не совсем еще зажившую ногу. Как же он сумел добраться сюда? Ведь его состояние гораздо хуже!
— Я хочу видеть его глаз, Тай. Хочу его видеть.
— Зачем? — Никто не лгал Ф’лессану о состоянии дракона. Неужели бронзовый всадник думает, что она говорила ему неправду?
— Он хочет, чтобы я это сделал, — мрачно ответил Ф’лессан, и Тай не нашла, что возразить. — Они завязали ему глаз, зашили веки, но, несмотря на мазь и холодильный бальзам, он чувствует неудобство. Он хочет, чтобы глаз был открыт.
Ф’лессан быстро разрезал завязки, удерживавшие повязку на глазу дракона; судорожно вздохнул и попытался снять ее — но это было ему уже не по силам.
— Дай мне нож, пока ты окончательно не загубил то, что у него осталось от глаза, — прозвучало это более жестко, чем хотелось самой Тай, но причиной было лишь ее беспокойство за бронзового дракона и его всадника. Всадница в ней знала, что Ф’лессан хочет узнать самое худшее сегодня ночью, когда он подготовил себя к тому, чтобы перенести это.
Ф’лессан молча передал ей нож, прислонившись к носу Голант’а и тяжело дыша.
Тай перерезала последние завязки и сняла ткань, закрывавшую глаз. И в ужасе уставилась на тусклый круг на месте сияющего драконьего глаза.
«У него веки зашиты, — проговорила Зарант’а, все еще прятавшаяся в тени, надеясь ободрить свою всадницу. — Пока не распорешь швы, ничего не увидишь».
«Мне не будет больно, — уверил ее Голант’. — Они всегда смазывают верхнее веко бальзамом на ночь; а нижнее веко страшно чешется».
Свет Белиора отражался в гладком серо-белом, чуть выпуклом круге закрытого веками глаза.
— Отдай мне нож, — сказал Ф’лессан.
Он переступил так, чтобы опираться на здоровую ногу, глубоко вздохнул и, аккуратно оттянув узел первого шва, отрезал его.
— Их тут много, — пробормотала Тай.
«Вот». К ногам Тай упал, звякнув о камни, еще один скальпель.
«Ого! — проговорила Зарант’а. — Оказывается, маленькие вещи гораздо труднее перемещать, чем большие!»
«Благодарю», — сказала Тай, невольно задумавшись, разумно ли поощрять дракона вот так спонтанно осуществлять телекинез. Впрочем, этика подождет. По крайней мере, Зарант’а знала, что нужно и где это взять. Следуя примеру Ф’лессана, Тай также принялась срезать узлы, и, поскольку она чувствовала себя лучше и работала быстрее, вскоре с вертикально открывающейся первой пары век все швы были сняты.
Она почувствовала, как дернулся Голант’, и ласково погладила его шею.
«Ф’лессан не должен так тянуться вверх. Помоги ему открыть веко. Я не могу. Оно было закрыто слишком долго и пересохло».
Они осторожно приподняли веко, стараясь не задеть швы, сшивавшие вторую пару горизонтально открывающихся век; потом сняли и эти швы. Открывать вторую пару век было страшно, и всадники медлили. Щель между веками приоткрыла первые фасетки. Они были черны — их непоправимо повредили острые когти. Однако, пока Тай поднимала верхнее веко, а Ф’лессан опускал нижнее, они заметили, что не все фасетки чернеют. Внешний круг фасеток светился тускло-зеленым светом; в верхнем ряду четыре восьмиугольника были еще ярче. Вдоль носа дракона загорелось еще шесть фасеток. Стало ясно, что Голант’ почти на три четверти потерял зрение этого глаза. Он мог видеть то, что находилось прямо перед ним, мог заметить движение слева и, возможно, различать предметы, находившиеся вверху.
Голант’ медленно повернул голову к своему всаднику и Тай и сосредоточил на них взгляд.
«Я вижу тебя, Ф’лессан. Я вижу тебя, Тай. Я вижу!»
Драконы не плачут — но плакал Ф’лессан, уткнувшись в шею своего дракона, сжимая руку Тай так сильно, что ее слезы были вызваны не только радостью, но отчасти и болью.
Ни Визалл, ни Олдайв, ни один из мастеров цеха скотоводов или целителей, с которыми они советовались, не думали, что Голант’ сможет видеть левым глазом хоть что-то. Не знали они и того, сможет ли неповрежденный глаз компенсировать этот недостаток зрения. Нити часто обжигали драконам глаза, но внутренние веки закрывались так быстро, что, как правило, страдало только несколько фасеток.
«Я вижу не много. Но вижу обоими глазами».