— Ты и сама ранена, и тебе сперва нужно вылечиться, а потом уже вскакивать! — Это был голос Шарры.
Что они все здесь делают? И где она находится? «Ты в Хонсю, — на этот раз с ней заговорил Рут’. — Где еще ты можешь быть?»
— А ты говорила, что она — послушная девушка, — со своей обычной суховатой насмешкой проговорила Лесса. Она взяла в ладони лицо Тай и заставила девушку смотреть ей в глаза. — Ф’лессана напоили сонным зельем; теперь он спит. Кстати, Зарант’а осталась рядом с Голант’ом: не захотела уходить. Впрочем, оно и к лучшему. Она бы не поместилась в эту комнату, а то попыталась бы последовать сюда за тобой.
— Тогда где же они? — спросила Тай. Главный зал Хонсю не вместил бы двух драконов.
— На террасе, — спокойно ответила Лесса. — Ты же знаешь, в этом сезоне дождей не бывает.
Она отвернулась, чтобы взять стакан.
— Шарра тебя приподнимет, и ты выпьешь вот это.
— Что это такое? — с подозрением спросила Тай. Она не хотела засыпать. Она хотела проверить, как там ее отважная Зарант’а, хотела увидеть Ф’лессана и Голант’а, как бы тяжело они ни были ранены.
— Скажи мне, моя милая зеленая всадница, как ты сможешь заботиться о Ф’лессане и Голант’е, если не выздоровеешь сама?
Слова «моя милая зеленая всадница» и ласковый тон, которым они были произнесены, так ошеломили Тай, что она безропотно выпила горьковатую жидкость.
— Думаю, она мне поверила, — услышала она тихий голос Лессы.
Успокоительное снадобье смягчило горло, по всему телу девушки растеклась сонливость.
— Я знала, что она поверит тебе, — ответила Шарра; и это было все, что услышала Тай, прежде чем провалиться в целительный сон…
Лесса сказала Тай правду об остальных пострадавших от нападения кошек; но не всю правду. Раны Ф’лессана и Голант’а были крайне тяжелыми, и жизни их зависели друг от друга. Опытный целитель Вейра, Визалл, совершенно откровенно описал ситуацию. Раненый глаз Голант’а, возможно, никогда больше не будет видеть — слишком много фасеток повредили кошачьи когти. Прежде целителю удавалось добиться неплохих результатов при помощи геля, которым он смазывал глаза драконов, обожженные Нитями, и теперь он использовал тот же гель — впрочем, скорее чтобы облегчить боль, чем в надежде на регенерацию тканей. Он зашил порванную связку крыла: разумеется, перепонка в конце концов большей частью регенерирует и скорее всего восстановится полностью. Возможно, после специальных упражнений частично восстановится и связка, но о «нормальном» полете говорить уже не приходилось.
В отношении Ф’лессана Олдайв и Кривеллан держались спокойнее. По жизненным показаниям, он должен был успешно оправиться от ран, хотя вырванный из ноги кусок плоти и разрыв связки грозили ему хромотой. Однако больше всего их тревожило то, что сейчас, потеряв так много крови и находясь в состоянии шока, он вряд ли был бы способен пережить смерть своего дракона.
«Как и я», — подумала Лесса, тщательно скрывавшая под маской внешнего спокойствия и собранности терзавшее ее горе.
Ф’лессану и Голант’у, по всей очевидности, должно было стать легче от сознания того, что Тай и Зарант’а, хотя и ранены, находятся вне опасности. Но прежде чем Ф’лессан потерял сознание, он, как и Тай, мог подумать, что Голант’ умирает от ран — и, если в его лихорадочном состоянии он по-прежнему так думает, это погубит его. Нужно было также уверить Голант’а, который то приходил в себя, то снова терял сознание от слабости и страшного потрясения, что его всадник ранен не смертельно. Несмотря на собственное плачевное состояние (которое, впрочем, облегчили бальзамом из холодильной травы), Зарант’а непрерывно заверяла Голант’а в том, что Ф’лессан жив, что всадник просто спит, оправляясь от ран, полученных в страшной схватке. Рамот’а уверила бронзового дракона в том же самом и была несколько обижена на то, что Голант’ больше верил зеленой Зарант’е — когда приходил в сознание настолько, чтобы вообще что-либо слышать.
— Пока он сознает, что Ф’лессан жив, — говорил Лессе Визалл, — не важно, кому он верит: главное, чтобы верил.
— Да-да, конечно, — соглашалась та; однако ей пришлось напрячься, чтобы уложить в голове, что для кого-то ее Рамот’а может стоять на втором месте после зеленого дракона.
— Почему нет? В конце концов, они так близки. — Ф’лара эта ситуация несколько забавляла. — Каждый дракон говорит с всадником своего дракона…
Она ответила ему долгим ошеломленным взглядом.
— Но он… — начала она, но передумала и умолкла. — Что ж, полагаю, пора уже ему начать чувствовать по-человечески. Я имею в виду, он всегда был очень добр со своими сыновьями, хотя С’лан — единственный из них, кто живет в Бендене. Я просто подумала…
Ф’лар обнял ее за плечи:
— Рамот’а одобряет, — прошептал он ей на ухо. — И Мнемент’. Если ты подумаешь о том, что сделала сегодня эта зеленая…
— Что она сделала сегодня? — Лесса осеклась. — Что ж, пока мы не будем расспрашивать ее о том, как она сделала то, что сделала сегодня. Она это сделала, и я… я благодарна ей больше, чем могу выразить словами.
— Я тоже. — Он крепко обнял Лессу и прижал к себе: так они оба чувствовали себя спокойнее и надежнее. Им еще предстояла долгая бессонная ночь.
После того как Олдайв и Кривеллан оставили все еще не пришедшего в себя Ф’лессана на попечение Кейты, они настояли на том, чтобы предводители Вейра также немного отдохнули. Шарра проводила их в небольшую комнатку, неподалеку от комнат, где разместили Ф’лессана и Тай.
Ф’лар и Лесса сидели в постели, облокотившись на подушки. Они понимали, что уснуть им все равно не удастся, а потому пытались восстановить последовательность разыгравшихся невероятных событий и каким-то образом объяснить себе удивительные действия Рамот’ы.
— Не знаю, могу ли я это объяснить, — призналась Лесса, — а ведь она — мой дракон. Я подключилась к ее разуму в тот самый момент, когда поняла, что она откликнулась на призыв Голант’а. Я видела то же, что и она: все это великое множество проклятых тварей, набросившихся на него и зеленую. Зеленая каким-то образом поднимала и отшвыривала их. Это было… движение, которое и сымитировала Рамот’а. И другие драконы тоже. Они хватали кошек и швыряли их прочь. — Лесса потерла лоб, словно это могло прояснить в ее сознании непонятные картинки, которые передавала ей Рамот’а. — Ф’лессан лежал на земле, на него напали, а у него не было ничего, кроме ножа. А Тай… она спрыгнула вниз, размахивая чем-то. Потом… — Лесса снова умолкла, нахмурившись. — Мне кажется, Голант’ крикнул: «Время!» — и Рамот’а заметила еще одну кошку, которую не успела отбить своим телом Зарант’а.
Она сдвинула брови и заговорила медленно, подбирая слова с особенной тщательностью.
— Если бы кошка приземлилась на спину Голант’а, она сломала бы ему позвоночник.
Дрожь пробежала по телу Лессы, и Ф’лар притянул голову жены к своей груди, крепко обнял, словно этим мог изгнать ужас этого момента из ее — и своей — памяти.
— Должно быть, это был Голант’. Зеленые не знают механизма перемещения во времени, их нужно направлять — а Голант’ так много сделал в Монако и у Рассветного Утеса… — тихо заговорила Лесса. — Остальные только что появились. Даже Рамот’а не сразу осознала опасность. Так что, должно быть, именно Голант’ это сказал. Наверное, глазами Зарант’ы он увидел грозящую опасность. Или глазами Тай. А Рамот’а поняла, что нужно делать, чтобы предотвратить нападение кошки. Я потеряла связь с ней — ты знаешь это ощущение пустоты, когда дракон уходит в Промежуток? — Она подняла на Ф’лара полные слез глаза. — Я почувствовала это. Я не могла ошибиться. Рамот’а прыгнула назад во времени и отшвырнула кошку так, чтобы та промахнулась. И не убила Голант’а. Ох, Ф’лар, если бы эта тварь его убила, Ф’лессан не смог бы пережить смерть Голант’а! Он не захотел бы. Мы потеряли бы их обоих!
Сейчас Лесса, обычно такая спокойная, собранная и деятельная, прекрасно державшаяся эти несколько страшных часов, совершенно утратила душевное равновесие. Она спрятала лицо на груди Ф’лара, прижимаясь к нему все крепче и крепче, словно пыталась забыть о только что произнесенный ею словах — о том, что они значили для нее.