Значит, водород, образующий в смеси с кислородом гремучий газ! Рядом с этими штуками — Блейд опасливо покосился на листья — не стоило разжигать огонь. Вероятно, деревья-бутылки высасывали легкий газ из атмосферы, накапливая в листьях. Может быть, и в стволах?
Озаренный внезапной догадкой, он направился к дереву, вонзил в него нож и вырезал изрядный кусок. Древесина была плотнее кожистой поверхности листа и с трудом поддавалась клинку — словно плотная пробка; однако она тоже имела ячеистую структуру, только тут газовые мешочки оказались маленькими, величиной с десятую дюйма, перегородки же между ними были прочными и деревянистыми. Странник швырнул почти невесомую щепку в бирюзовый океан. Она медленно спланировала в воздухе, коснулась границы раздела и поплыла по ней, подгоняемая слабым ветерком — точно, как сосновое полено по воде.
Итак, в этом мире существовала не только весьма необычная среда, но и отличный способ ее преодолеть! Воистину, решил Блейд, у природы к каждому тайному ларцу есть свой ключик, и человек, существо изобретательное, рано или поздно находит его. Раз есть подходящий материал, значит, можно построить и лодку, и плот, и корабль… большой корабль, способный нести многочисленный экипаж, пассажиров, грузы! Он поднял голову и уставился на горизонт, словно ожидал, что из-за этой неясной синеватой полоски вот-вот покажутся окрыленные парусами мачты. Но бирюзовая равнина была спокойной, безмолвной и безжизненной.
Из чистого озорства странник разделался со вторым листом: вспорол несколько газовых камер и забросил слегка потяжелевший груз на пять ярдов от берега. Лист, плавно покачиваясь, поплыл вслед за щепкой — на запад. В направлении далеких островов, маячивших на горизонте! К материку!
Блейд послюнил палец, попробовал ветер — тот был слаб, но устойчив. Кажется, можно отправляться в путь… Или стоит получше изучить свое судно?
Склонившись ко второму решению, он провозился с лодкой до самого вечера — спустил ее в бирюзовый океан (впрочем, оставив привязанной к кусту), поставил мачту, поупражнялся с боковыми парусами, придававшими его пироге вид странной четырехкрылой птицы. Вскоре он выяснил, что грузоподъемность суденышка не превышает пятисот фунтов; на нем могли плыть два человека с небольшим запасом воды и пищи — или один с более весомым снаряжением. Не подлежало сомнению, что злосчастный Кампал Эгонда, рирдот, прибыл сюда на каком-то солидном и крупном корабле или плоту, способном перевезти и всю его семью, и скот, и прочее имущество. Вероятно, оставленное ему плавсредство было всего лишь яликом, на котором в случае чего предстояло преодолеть три-четыре десятка миль до мест более цивилизованных, чем эта скалистая вершина.
Впрочем, это суденышко Блейда вполне устраивало, так как ничего лучшего он не имел.
Он расположился на ночлег на прежнем месте, не желая тревожить покой погибших и похороненных им людей. Но теперь перед ним весело трещал костер, и глиняном горшке булькало варево из местного пеммикана а рядом, у правой руки успокоительно поблескивал стальной клюв кирки. Ричард Блейд погладил ее толстую, длинную надежную рукоять, отполированную ладонями Кампала Эгонды, и вознес еще одну молитву за упокой его души
Утром он отправился в путь.
Слабый бриз нес его суденышко на запад, к темневшей далеко на горизонте гряде, похожей на грозовую тучу. Лодка двигалась неторопливо, со скоростью пять или шесть узлов, и ощущения, которые испытывал ее пассажир, совсем не походили на те, что возникают у мореплавателя. Не была плеска волн, не было соленых брызг, не было качки; бесшумно и плавно крохотный кораблик скользил в вышине, подвижный и легкий, как воздушный шар. Блейд словно мчался в небесах этого странного мира, разглядывая его поверхность с огромной высоты — свободный, как птица, вольный, как ветер. Чуть подрагивала мачта, вздувались паруса, и лодочка неторопливо плыла вперед, оставляя за кормой милю за милей.
Блейд сидел посередине, стараясь не покачнуть свое хрупкое судно. Внизу под ним расстилалось нечто похожее на лес — густые древесные кроны, то желтые, то золотистые, то бурооранжевые или красноватые. Он не видел ни зеленого, ни синего цветов; чудилось, эта чаща охвачена осенним пожаром. Но вряд ли в этом мире была осень. Солнце сияло совсем полетнему, теплый воздух ласкал обнаженную грудь странника, и он решил, что для растительности на дне бирюзового океана желтый цвет является, видимо, естественным.
С высоты было трудно оценить величину деревьев, но казалось, что они не больше земных — во всяком случае, не гиганты, по ветвям которых Блейд путешествовал в лесах Брегги. Желтую волнистую поверхность чащи прорезала река, та самая, которую он видел с покинутого недавно плоскогорья; сверху она походила на серебряную ленту, брошенную на золотистое покрывало. Кое-где по берегам встречались скалы — черные и темно-коричневые; временами лес отступал, и вдоль воды тянулись узкие полоски песка.
Прошло часа три. Горная вершина на востоке превратилась в едва заметное облачко, почти неразличимое невооруженным глазом, солнце поднялось высоко, и Блейд понял, что приближается полдень. Все это время он старался держаться над рекой, направляя лодку с помощью боковых парусов, внимательно осматривая берега и водную поверхность. Ничего достойного внимания заметить не удалось, ни кораблей, ни поселков, ни дорог, ни полей или иных признаков цивилизации. Небо тоже было пустым; только где-то под облаками кружили птицы.
Поразительно! Странник отвел взгляд от расстилавшегося внизу пейзажа и покачал головой. Его суденышко прошло миль пятнадцать или двадцать, и на всем этом расстоянии река выглядела вполне судоходной. Лес по ее берегам тоже не производил впечатления непролазной чащи; обычный лес, не джунгли, не тайга. Вполне подходящие места для обитания, однако — никого! И ничего!