— Ты права, мне следует провести остаток ночи у тебя.
Женщина кокетливо улыбнулась:
— И что же заставило тебя передумать? Неужели известие о встрече стариков и ящеров настолько убедительнее, чем мое очарование?
— Ты ведь шутишь, правда?
— Нет. Твое поведение не слишком льстит…
— Я воевода, Амаласвинта! Разве ты не понимаешь? Меня тоже должны были позвать. То, что этого не произошло, может означать лишь одно. Речь пойдет о вещах, которых я знать не должен. О моей голове…
Что ж, он не так уж неправ.
— Вполне сходится, — негромко произнесла она.
— С чем сходится?
— Эйкин тайком бросил в темницу Нира и Галара. Возможно, он задумал нечестную игру против вас троих.
— Где они?
Амаласвинта описала ему, как найти потайной боковой туннель. Если сейчас он отправится вызволять своих товарищей, это неизбежно приведет к конфликту с Эйкином. А драку с Хорнбори Драконьим кулаком Старец в Глубине не переживет.
Воевода рухнул на постель.
— Мои друзья в темнице. Мой враг плетет заговор совместно с божественными драконами… Кажется, лучшее, что я могу сейчас сделать, — провести эту ночь с самой восхитительной женщиной, которую я знаю.
— Ты не попытаешься вызволить Галара и Нира?
Хорнбори презрительно фыркнул.
— Не дурак же Эйкин в самом деле. Он наверняка позаботился о том, чтобы выставить стражу у темницы. Вполне вероятно, что шпионы стоят даже у твоего дворца. Он узнает, чем мы здесь занимаемся. Так что давай насладимся этим сполна. — И он облизнул губы, растянувшиеся в коварной улыбке. — Ты — отличный обед для приговоренного к смерти. Какую бы судьбу ни уготовили мне альвы, этой ночью мне повезло больше, чем всем остальным карликам под этой горой.
Амаласвинта была потрясена, что он даже не захотел предпринять попытку и сразиться. Он ведь герой… Однако размышлять над этим женщина не собиралась. Герой он или нет, но любовником этот карлик, без сомнения, был великолепным.
Трибунал
Ощущение у него было такое, будто он вошел в Аметистовый зал последним. Хорнбори имел удовольствие познакомиться с Вирфиром, лизоблюдом Эйкина. Русоволосый капитан перехватил его, когда Хорнбори покинул дворец Амаласвинты. Сопровождаемый четырьмя сильными воинами, Вирфир позаботился о том, чтобы они смогли побеседовать, и этот негодяй дал понять, что Эйкин не любит, когда другие мужчины ночуют во дворце его возлюбленной.
Хорнбори был уверен, что весь этот спектакль устроен для того, чтобы поставить в известность Эйкина о ночном приключении. Воевода примирительно улыбнулся. Что бы ни случилось, о проведенных с Амаласвинтой часах он не пожалеет.
Однако, окинув взглядом просторный зал, карлик усомнился в этом. Сотни воинов стояли длинными рядами. Все в доспехах, словно они намеревались немедленно отправиться в бой. В конце зала, где была расположена сцена, за длинным столом сидели седобородые старцы. Судя по всему, это были одиннадцать Старцев в Глубине из одиннадцати крупнейших поселений. А чуть справа от них стояла группа из семи эльфов. Карлик уже догадывался, кто это.
Узкая тропа вела сквозь войско прямо на сцену. Хорнбори казалось, что все глаза в этом зале устремлены на него. Ему стало не по себе. Стол, за которым восседали старцы, был похож на трибунал. Неужели они наконец раскусили его? Вскрылось, что на самом деле он — трус?
Больше всего ему хотелось развернуться и кинуться прочь отсюда, но за спиной у него стояли Вирфир и его приспешники. Надежды не было. Ему не сбежать. Что ж, в таком случае он сыграет в эту игру достойно.
Когда он медленно шел к сцене, у него дрожали ноги, лица расплывались. Здесь было на удивление жарко. За воротник тонкой струйкой стекал пот.
Почему старцы так смотрят на него? Как будто живьем съесть готовы. Кустистые брови сдвинуты, взгляды сердитые. Хорнбори пожалел, что пил за завтраком. Мочевой пузырь казался настолько полным, что он мог в любую секунду обмочиться.
И вот наконец он оказался у высокой сцены, чувствуя себя ничтожным и жалким.
От группы отделился Золотой, жестом подозвал его к себе:
— Хорнбори из Глубокого города, поднимайся к нам, чтобы тебя могли видеть все в зале.
Карлик сглотнул. Во рту пересохло. Что же вскрылось? Как он предал своих людей на ледяной равнине? Или то, что он убил Бегущего по морям чисто случайно? Что он вовсе не был первым, кто ворвался в брешь в городской стене Вейтгалля? Или же то, что кентавры устраивают свои очень успешные налеты в степи Ножевой травы не по его приказу, а по собственной инициативе? Неужели обязательно всем, с кем он сражался, видеть теперь, как его уничтожат?