Логика лядовых была прямолинейна и проста. Вот ее синопсис. Мировоззрение – всегда классово: материализм – орудие пролетариата, идеализм – орудие буржуазии. Сосуществовать они не могут. Вместе с идеалистическим мировоззрением должна быть в корне уничтожена и религия как его главное проявление. Поэтому все церкви будут разрушены. Поскольку Исторический музей призван служить делу просвещения масс, отдел религиозного быта в конкретный исторический момент в нем недопустим. Изучение религиозных памятников, если оно не служит антирелигиозной пропаганде, является буржуазной наукой. Наука, она ведь тоже классова. Вот когда материалистическое мировоззрение прочно утвердится в умах поколений советских людей – примерно через полвека или около того, – тогда можно будет безвредно для дела социализма приступить сначала к инвентаризации, а там, глядишь, и к научному исследованию памятников религиозного быта. А сейчас, извините, тот, кто не с нами, тот против нас. Воистину, не случайно партия доверила Лядову пост ректора Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова, который готовил кадры для советской и партийной бюрократии и идейным руководителем которого был Центральный комитет ВКП(б). Лядов пришел в Главнауку прямиком с этого сверхидеологизированного поста[117].
Директивная передача икон из Исторического музея в Третьяковскую галерею, сопряженная с личными и профессиональными трагедиями, сохранила по себе горькую память в стенах ГИМ. Мне довелось слышать, как даже молодые сотрудники, далеко по возрасту отстоящие от драматичных событий рубежа 1920–1930‐х годов, с горечью говорили о тех днях, считая историю своего музея «самой трагичной». По их словам, «люди Грабаря»[118], с которым у Анисимова не ладились отношения[119], хорошо знавшие иконное собрание ГИМ, пришли и забрали все самое лучшее, благо в музее только недавно прошла организованная Анисимовым и его сотрудниками выставка шедевров древнерусской культуры[120]. Отстаивать право отдела на существование было некому, так как всех его сотрудников[121], кроме жены начальника Политического управления Красной армии А. С. Бубнова, в скором времени ставшего наркомом просвещения[122], уволили через несколько дней после позорного судилища[123]. Иконное собрание Исторического музея было развеяно по крупным и мелким музеям страны, частью продано через Мосторг, Торгсин и «Антиквариат». Сотни икон, которые, по мнению специалистов, не представляли ценности или находились в плачевном состоянии, были уничтожены. Ими топили музейные печи. Иконное собрание Исторического музея предстояло создавать заново[124].
Вскоре после разгрома отдела религиозного быта ГИМ началась массовая передача икон из Исторического музея в Третьяковскую галерею. Она проходила с мая по октябрь 1930 года. Ее завершение трагично и символично совпало с арестом Анисимова. На фото – акты передачи икон. Исторический музей
Разгром отдела Анисимова, а затем и Центральных реставрационных мастерских в 1934 году органично вписывается в разгул репрессий, начавшихся в конце 1920‐х годов и связанных с приходом Сталина к единоличной власти и взятым им курсом преобразований. В феврале 1929 года Анисимова уволили из Исторического музея, а в октябре 1930-го арестовали. Он просил не конфисковывать его имущество и коллекцию икон, потому что они будут необходимы ему для работы после отбытия наказания. Он надеялся вернуться, но сталинские палачи распорядились иначе. Как «профессор-иконовед, без определенных занятий», но с явными антисоветскими настроениями, к тому же замешанный в передаче сведений «шпионского характера» иностранным дипломатам[125], Анисимов получил десять лет лагерей. Вернуться ему было не суждено.
117
Лядов и года не проработал в Главнауке, но успел изрядно навредить. О «лядовской чистке» – роли Лядова в ликвидации Музейного отдела Главнауки, десятков музеев, а также в распродаже художественных ценностей см.:
118
Е. В. Гувакова считает, что это были искусствовед Надежда Евгеньевна Мнева (1902–1968) и реставратор Екатерина Александровна Домбровская (1893–1965). Обе они участвовали в экспедициях ГИМ, в подготовке выставок и составляли описания икон. Домбровская работала в отделе Анисимова (
119
В письмах Анисимова содержится резкая критика Грабаря, которого он считал Хлестаковым от науки, отравлявшим атмосферу реставрационной работы (
120
Выставка памятников древнерусского религиозного быта экспонировалась в двух музейных залах с 7 марта 1926 по 18 января 1927 года. Были представлены 348 икон. Эту выставку Анисимов готовил с 1923 года. По иронии судьбы, выделив лучшие иконы из собрания ГИМ, выставка облегчила отбор икон для передачи в ГТГ (
121
Штат этого гигантского по количеству экспонатов отдела состоял лишь из шести человек. С 1923 года и до закрытия отдела в нем работали: Анисимов (заведующий), Е. И. Силин (иконы; умер 18 декабря 1928 года), Е. П. Муратова (шитье и ткани), Т. А. Сидорова (резьба по дереву, камню и кости), М. В. Будылина-Кафка (церковная утварь) и О. Н. Бубнова (литье). Реставратором по темпере в отделе работал Е. И. Брягин. Сотрудники отдела проделали титаническую работу по разбору, классификации и составлению описаний предметов (
122
После разгрома отдела Ольга Николаевна Бубнова короткое время работала помощником хранителя в отделении иконографии, но в сентябре 1929 года ушла в Музей фарфора. С 1931 года она штатно сотрудничала с «Антиквариатом», проводила экспертизу икон для иностранцев – сотрудников дипломатических представительств в Москве и бизнесменов. В их числе был и шведский банкир Улоф Ашберг, который собрал одну из лучших за границей коллекцию русских икон. Видимо, у Бубновой была и своя небольшая коллекция, часть которой она продала или подарила жене итальянского посла, с которой у нее сложились дружеские отношения. Ольга Николаевна была арестована и осуждена вместе с мужем, А. С. Бубновым. Расстреляна 8 января 1938 года. Посмертно реабилитирована в 1956 году. Более подробно см.:
123
Орешников в дневнике описал состояние бывших сотрудников Анисимова: «8 февраля (26 января). – 21º. В Музее смятение: вместе с упразднением религиозного отдела Главнаука приказала уволить всех служащих, поэтому будут сокращены М. В. Будылина, Муратова и Сидорова, остается Бубнова (жена комиссара); утварь передается в мой отдел, иконы в отдел иконографиии т. д. Из всех сотрудниц жаль Марью Васильевну (Будылину. –
124
Восстанавливать, а лучше сказать заново создавать иконный отдел ГИМ начала на свой страх и риск Екатерина Алексеевна Некрасова, которая пришла на работу в музей в 1936 году (
125
Следственное дело Анисимова, частично опубликованное И. Л. Кызласовой, свидетельствует, что его обвиняли в связях с иностранными дипломатами в Москве. Анисимов действительно через знакомых иностранцев передавал и получал из‐за границы научные материалы, но ОГПУ увидело в этих нормальных научных контактах шпионскую деятельность. Обвинительное заключение по делу Анисимова см.: