«Есть ли твоя правда, внученька?»
– Есть, дедушка. Да что с неё толку, она давно травой поросла, ту траву заяц съел, а кости того зайца сожгло палящее солнце.
«Не скажи, внученька. Не бывает так с правдой. А если её при себе постоянно держать, недолго и разума лишиться. Не дело душе с камнями ходить».
У меня была моя правда. Нелепая, странная, нелогичная. Против законов этих миров, абсурд, бессмыслица. Детская сказка перед сном, никому не нужная зарисовка на полях. Самое банальное, что только можно придумать, самый старый сюжет, родившийся с первыми людьми. Об этом написаны тысячи книг, и вроде бы уже всё сказано, и все эти истории уже вызывают только усмешки… до тех пор, пока не попадёшь в такую историю сам.
Да, у меня была моя правда. И я страшно боялась её раскрыть. Потому что если ответом будет тишина, это станет последней каплей, я просто не переживу. Я и так застыла на грани. Но даже если услышу ответ, даже если он окажется таким, как мне хотелось, что дальше? Разные миры, разные жизни, всё слишком разное. Дальше снова одна пустота. Куда ни глянь – пустота.
«И, в конце концов, – прорвался сквозь жизни и болотную хмарь возмущённый голос современного человека, – почему опять я должна быть первой? Почему я?»
Аврелий всё ещё стоял и смотрел в темноту, когда из болота вылезло Хтонь.
– Здорово, – поприветствовало Хтонь.
– Ну, здорово, – ответил ангел.
– Твоя что ли? – Заросшим илом пальцем Хтонь указало куда-то в темень, подразумевая исчезнувшую девушку.
– Да… нет.
– Не определился, значит.
– Твоё какое дело? Закурить будет?
– Ага. Если огонёк дашь.
Хтонь достало грязную пачку сигарет. Аврелий зажёг огонёк щелчком пальцев.
– Хорошая вещь, – одобрил ангел после пары затяжек. – Откуда?
– У рыбака одного стырил. Он вон там, за пятой рёлкой отсюда дрыхнет.
На помятом отбойнике у обочины дороги сидели двое: уставший ангел и древнее Хтонь. Первый напоминал сына маминой подруги, которого жизнь изрядно потрепала и выбросила на эту обочину, оставив, впрочем, немного лоска для настроения. Второй не был похож ни на что вообще. Но если угодно, включите фантазию и представьте старого бомжа, которого хорошенько изваляли в грязи, потом прокатили по скошенному сену, произвольно облепили илом, воткнули куда попало ветки, побрызгали духами с запахом болотных сапог, а сверху нацепили красную вязаную шапочку.
На всё это смотрел месяц, перекошенный сильнее прежнего.
– Что, молодёжь, нет сюды ходу, да? – съехидничало Хтонь.
– Ты кого молодёжью назвал?
– А мне всё одно. Вы-то появились незадолго до людей, а то и позже. А нам что люди, что не люди, живём себе и живём. Люди – это не весь мир.
– Взяли бы к себе на полставки, что ли, – мрачно пошутил ангел. – Ты знаешь, люди нас так заколебали уже, никаких сил нет с ними.
– Куда тебе, – буркнуло Хтонь. – Тебя вон первый же охотник за аиста примет и палить начнёт. Но это ладно. У нас тут всё устроено, всё отлажено, знай присматривай. Главное, не вмешиваться. Даже если пожар случится, горельник травой порастёт, через год никто и не узнает.
– Это я умею.
– Да прям уж. Чтоб ангел и не вмешивался? Это ж ваша работа. Погодь, ты из смерти, что ли?
– Был когда-то. Сейчас нет.
– А. Ну вот и я о том же. У нас так нельзя, чтоб сначала в одно, потом в другое. У нас просто живёшь и делаешь.
– И не скучно тебе так? Просто жить?
– Да как тебе сказать. У нас о таком не думают. Ну, не без хулиганства, конечно, бывает. Особо если молодой водяной: то сеть рыбаку запутает, то задницу костром подпалит, то лишнего зайчонка из болота спасёт. Вот скажи, что ему этот зайчонок? Ан нет, спасает. Хотя потом проходит это. Сигареты вон тырим, это непременно. По мелочи всё. Однажды человек в болоте утонул, забрёл не туда, так кто-то из ваших прилетел, душу забрал, как полагается, и давай орать на наших. Не следите, орёт, за своими подведомственными, народ губите почём зря. Делать мне больше нехрен, говорит, как по болотам тут шастать. Сложно, что ли, помочь? А водяные сидят, смотрят на него и пузырями булькают. А чего он, скажи мне, потащился в это болото, человек-то? Не знаешь, как ходить, – не суйся. А если уж сунулся, так на себя пеняй. Правильно я говорю?