— Лейтенант Терентьев, лётчик, — первым снова представился пилот, будто и не виделись они вчера.
Тот же тревожный взгляд, нервные пальцы у кобуры…
Семёнчик тоже представился.
— Что за строения? — поинтересовался лётчик.
— Да вот… Охраняю, — уклончиво сказал дед.
Пошли к кострищу, разговорились: «Вот — второй фронт. Надо бы полосу подготовить. Хворост есть?» Семёнчик добросовестно отвечал на все вчерашние вопросы, внимательно слушал будто заученную речь пилота о пригодности полосы. А в полночь сказочной Золушкой снова исчезли и лётчик, и самолёт.
К середине июня в кухне на столе у Семёнчика красовались пятнадцать банок американской тушёнки и пятнадцать неполных коробков спичек. Дед Семён всё так же исправно ходил в тайгу, счищал лопатой мох с каменистой поверхности пляжа, срезал кусты, встречал самолёт. Он давно перестал терзать себя вопросами и разными думами: что за самолёт, откуда он берётся, кто такой этот лётчик Терентьев? Всё равно ничего не надумаешь. Работы было много, и дед, как когда-то маленький Сёма, так же помогал своим. Вновь после смерти своей старухи он радовался жизни, ему нравилось встречать самолёт, «удивляться» второму фронту и даже слушать заезженную речь пилота. Дед как-то попытался сменить тему разговора, но лётчик словно не слышал Семёна, гнул своё: надо, мол, полосу делать — и всё тут. И Семёнчик делал. Только вот силы у него были уже не те. Это раньше, в молодости, он мог на себе целые небольшие стволы деревьев таскать. Теперь же ему нужен был помощник, чтобы свалить пару пихт. Работника следовало подобрать неболтливого и в руках чтобы сила была — не на прогулку идти. После недолгих раздумий выбор пал на Лёху-десантника — внука Никитичны. Было ему под тридцать. Лёха этот после армии в город подался, в деревне говорили, что там на него то ли братки наехали, то ли он сам в братках ходил. В общем, сбежал он из города от кого-то — может от властей, а может от бандитов. История тёмная, но Семёнчика не это заботило. Лёха сильно пил. Бывало, вечером начнёт песни орать — спасу нет. Утром ходит по дворам — работу ищет, где за деньги, где за поллитру, а вечером снова заводит «Ан двенадцать набирает высоту», и под конец песни какой-то паренёк, «не найдя купола над головой», в очередной раз разбивался насмерть. Последний куплет всегда шёл вперемешку рыданиями Лёхи и диким воем Буяна, собаки Никитичны.
— Ну что, пихту завалить сможешь? — спросил дед Лёху.
— Для тебя, дед, хоть слона завалю, — Лёха возвращался с халтуры и был навеселе. — Я, Семёнчик, всегда правофланговым был. — Двухметровый детина самодовольно улыбнулся и сильнее заломил на голове замасленный голубой берет.
— Ты сегодня свою шарманку не заводил бы…
— Какую ещё шарманку? — мутные глаза Лёхи подозрительно уставились на соседа.
— Ту, из-за которой десантник всё падает да никак разбиться не может. Выспаться надо. Пойдём спозаранок.
Наутро изрядно помятый Лёха зашёл к Семёнчику.
— Дед, аванец бы мне…
— Какой ещё «аванец»? — сурово поднял бровь Семёнчик.
— Граммов сто…
— Ничего, на месте опохмелишься, гвардеец. Жди меня во дворе, — дед был непреклонен.
Перед выходом Семёнчик открыл шкаф в спаленке, извлёк из-под всякого тряпичного хламу огромную бутыль с коричневатой жидкостью, с усилием вытащил пробку, поморщился от самогонных паров, ударивших в нос, и, наполнив жидкостью поллитровку, сунул её в рюкзак.
Всю дорогу Лёха молчал. На его красном от ночного веселья, взмокшем лице были видны следы похмельных страданий. Он плёлся, плохо разбирая дорогу, тяжело дышал перегаром в спину Семёнчику. К базе вышли, как говорится, по графику — как планировал дед.
— Не томи, Семёнчик, — заскулил Лёха, мешком рухнув на лапник в гараже, и жалобно поглядел на деда.
Тот неторопливо развязал рюкзак, достал бутылку.
— Смотри, Лёша, — деловито предупредил дед, кивая на пузырь, — эта штука очень сурьёзная — я сам гнал и на травках нужных выстаивал. От неё таких правофланговых вытягивало, не чета тебе.
— Не переживай. Здесь всего тридцать три «булька». Я и не столько держал. — Лёха с силой дунул в гранёный стакан и честно, бульками отмерил сто граммов.
— Смотри, как бы к вечеру к тебе твой «десантник» не прилетел. — Семёнчик хитро улыбнулся: кто поверит пьяному Лёхе, что он самолёт видел в тайге?!
Дело заспорилось. Лёхин тельник мелькал повсюду: хворост собрать, дров нарубить, пихту завалить, кусты кое-где подрезать. К вечеру всё было готово. Каменистое плато теперь было не узнать — снова ровная, как доска, полоса.