Это слишком личная сцена, почти интимная и, несмотря на это, очень нежная. Мне кажется, если бы Октавий не был суперзвездой, у них бы с Лилит все получилось. Они подходят друг другу.
Я почти уверена, что подруга без ума от него. И я ее не осуждаю.
Хотеть нежности — это нормально.
Хотеть любви — это правильно.
Хотеть человека — это естественно.
Я вспоминаю свой неслучившийся поцелуй с Кристианом. И становится чуть тоскливо.
Стараясь не обнаружить себя, я, неслышно ступая, ухожу из коридора, пятясь назад. И врезаюсь спиной во что-то мягкое.
— Ч-черт, — шипит это «мягкое». — Смотри, куда идешь, Франкенштейн.
Лестерс.
— Тихо, — прошу его я. — Там...
Я резко оборачиваюсь и прижимаю указательный палец к губам. Он понимает меня с полуслова.
— Ну, где они? — шепчет он.
— Кто?
— Боксеры?
— В комнате, — отвечаю я.
Это странно, но, насмотревшись на Лилит и Октавия (кто бы мог подумать, Лорд Октавий!), я понимаю, что тоже хочу этого: поцелуев, нежности, света, бьющего из груди. Хочу всего, что я не получила от Криса.
— Поцелуй меня, — зачем-то прошу я, неотрывно глядя в голубые глаза Дастина.
— Франки, — слабым голосом отвечает он, явно растерявшись. — Ты с ума сошла?
— Да, — смеюсь я, отгоняя от себя это желание-наваждение. — Точно.
— Впадать в твоем возрасте в маразм опасно, — предостерегает меня Дастин. Господи, зачем, вообще, я его об этом попросила? Его рот теперь не закроется.
Я делаю несколько шагов.
— Эй, — окликает меня вдруг Лестерс.
— Что? — оборачиваюсь я.
Он подходит ко мне — так близко, что я чувствую слабый аромат мяты. Обводит пальцем круглый вырез футболки, едва касаясь его, и сообщает хриплым шепотом:
— Я ведь и правда могу сделать это.
— Что? — не сразу понимаю я.
Вместо ответа Дастин склоняется ко мне, поднимает мою голову за подбородок и целует. Сначала неловко — наши зубы легонько сталкиваются, мы на секунду отстраняемся и пристально смотрим друг на друга. Дастин касается ладонью моей щеки, гладит, а я и сама не понимаю, как мои руки оказываются у него на плечах, обтянутых белой рубашкой. И мы снова тянемся друг к другу. Мимолетом тремся носами и снова целуемся.
У него на удивление горячие губы, с едва ощутимым вкусом ментоловых сигарет, а у меня — на удивление требовательные.
Все как в тот раз, когда мы были пьяны. Остро, терпко, с толикой горечи и привкусом безумия.
Да, это безумие — целоваться с парнем в полутемном коридоре. Это безумие — чувствовать желание к тому, кто еще недавно ужасно раздражал. Это безумие — хотеть чего-то большего, понимая, что это неправильно.
Я обнаруживаю для себя, что Дастину нравится, когда к его шее прикасаются губами. А меня сводит с ума то, как при этом натягиваются жилы на ней — особенно если он откидывает голову чуть назад.
Отстраняемся мы тоже одновременно — как по команде свыше.
— Зачем ты сделал это? — спрашиваю я. Губы требуют продолжения. В сердце — пожар. В ногах — предательская слабость.
— Не знаю. А зачем ты предложила? — задает встречный вопрос Лестерс. Мне нравится слушать его учащенное дыхание.
— И я не знаю, — отвечаю я с ровно таким же недоумением.
В это время мы слышим шаги — кто-то идет к нам из гостиной. И одновременно отходим друг от друга на шаг.
В коридоре появляется Хью.
— Дастин, — удивленно спрашивает он. — Куда ты пропал? Нам пора. Завтра рано вставать на съемки.
— Да помню-помню, — раздраженно машет тот рукой, но смотрит при этом на меня — удивленно.
— Потом отдашь, — сообщает он мне. И, прежде чем пойти следом за Хью, ломится в комнату к Лилит. Подруга почти тут же вылетает в коридор — щеки у нее пунцовые, а глаза пьяные. Следом выходит Октавий, волосы которого чуть растрепаны. Он поправляет футболку и идет следом за Лилит. Оба молчат.
Наша квартира пустеет. Мы остаемся вчетвером: я, Лилит, Кирстен и Чет, который сообщил, что будет у нас ночевать. Лилит несколько не в себе — кажется, она находится в такой же прострации, что и я. Зато Кирстен ужасно весело. Она поверить не может в то, что сфотографировалась с самим Дастином Лестерсом. Теперь она нам, конечно, верит. Но никому не может об этом говорить — ее, как и нас, связывает договор. А Чет не может перестать хохотать.
— Черт, черт! — хлопает он себя по колену. — Это просто жесть! Окт из «Лордов» — это Ричард Фелпс. Он просто затроллил весь мир! Какой же он крутой тип!
— Ты на него так смотрел, будто влюбился, — ревниво замечает Лилит. — Я не собираюсь им делиться.