- Я же не виновата, что все, кого я жалею, оказываются подонками!
- Так зачем тебе кому-то помогать?
- Иначе не могу.
- Что значит "не могу"? - раздраженно переспросил Белкин. - Хочу тебе напомнить, что ты не своими денежками соришь, а моими. Ты еще и рубля не заработала.
Танчо нахмурилась.
- Так ты дашь полтинник, или нет?
- Ладно, раз уж конец сессии, дам, - милостиво пообещал Белкин.
Тем временем Ирина поставила перед ним тарелку. Яичница с ветчиной любимый мужнин завтрак.
- Ветчинка-то у тебя подгорела, - морщился Белкин, ковыряя вилкой в тарелке. - А еще два куска выбросила. Почем нынче ветчина? Дорого. Неэкономная ты хозяйка. При моих доходах могла бы...
- Ну вот, опять! - страдальчески закатила глаза Ирина. - Подумаешь, какой-то кусок. Мелочь!
- Мне эти мелочи с неба не валятся! За каждый рубль драться приходится. Когтями и зубами! И за все платить! За все это! - Широким жестом Белкин обвел кухонный гарнитур из натурального дерева, похлопал по обитой бархатом спинке "уголка", выразительно ткнул пальцем в стеклянный шар светильника над головой. - даже в этой скатерти частица моего пота и моей крови! - Белкин потрогал свежий шрам на лбу - след от удара обрезком водопроводной трубы, дело рук неизвестных налетчиков. - Не говоря о самой квартире! Но никто не ценит!
- Да ценим мы, ценим! - спешно воскликнула Ирина, пытаясь прервать бесконечную тираду.
- Вот- вот "цени-и-м", - передразнил Белкин. - Да какой тон! Думаешь: лишь бы отвязался! К собаке и то лучше относятся. Кофе сладкое не можешь сделать.
- Сладкий, - автоматически поправила Танчо.
- Сладкое! - настоял на своем праве коверкать слова Белкин. Он оттолкнул чашку с недопитым кофе и поднялся. - Я сегодня поздно, предупредил он кухонную мебель и сидящих на ней женщин.
- Я в институт, на консультацию. - Танчо поднялась следом.
- Идите куда хотите. - Ирина отправила в рот кусок ветчины, делая вид, что утренний разговор, такой же, как сотня других утренних разговоров, не произвел на нее никакого впечатления.
Но Танчо видела, что мать уязвлена.
- Мама, у него работа нервная, - попыталась оправдать отца Танчо.
Ирина взорвалась:
- Тоже мне, князь! Явился в Питер из какой-то сраной деревушки под названием Говняные столбы...
- Он же городской и вовсе не... - попыталась возразить Танчо.
- Все равно приезжий! Если я его на свою площадь не прописала в свое время, неизвестно, чтобы он сейчас делал, каким бы бизнесом занимался, сидел бы в своих Говняных столбах, коровам хвосты крутил! - Ирина закурила сигарету. Пальцы у нее дрожали. - Почему он об этом не помнит, когда каждое утро в нос своими деньгами тычет! В конце концов, любой порядочный мужик обязан семью обеспечивать! Что ж тут особенного? А этот вообразил себя благодетелем. Тоже, мне пуп Земли! Свинья! И ты точно такая же, вся в него! - напустилась в конце концов на дочь Ирина и, вскочив, бросилась вон из кухни.
Полы китайского халата развевались, как крылья тропической птицы. Дверь спальни захлопнулась с грохотом, и тут же на полную громкость зазвучала мелодия Морриконе.
Проводив глазами мать, Танчо пожала плечами и отправилась к себе в комнату. Она давно привыкла к ссорам, особенно по утрам. Ее раздражали даже не крик и ругань, а однообразие темы: отец твердил о деньгах, мать о том, что когда-то прописала его к себе. Каждый день они повторяли одно и то же почти слово в слово, будто актеры, раз и навсегда заучившие классический текст.
Танчо надела черное, в обтяжку платье с открытыми плечами. Пожалуй, немного вызывающе, но зато подчеркивает тонкую талию и стройные бедра. Повернулась перед зеркалом и вздохнула. Что ни говори, платье дорогое, но вид у нее дурацкий. Шарма нет. Или уверенности в шарме нет? Чего-то, в общем, нет, без чего любые платья выглядят дешевыми тряпками.
"Нет желания вилять задом и строить глазки, - констатировала Танчо. Потому что... неинтересно..."
Она сняла с кульмана лист ватмана, хотела свернуть его в трубочку, чтобы вложить в тубус, но остановилась, задумавшись. Придуманный два дня назад проект теперь казался ей полным сюром. Впрочем, она никогда не думала о реальности его воплощения, рассматривая лишь как абстрактную идею. Но и как абстракция монорельс над центральной частью города, по которой несется трамвай на магнитной подушке - это чересчур. Нет, не стоит нести эту чепуху на консультацию. Ну разве что представить как хохму... Но ей так хотелось взять эскиз с собой... Да, да, почему бы не показать его вроде как шутку?
Она торопливо запихала лист ватмана в тубус, в последний раз глянула в зеркало, накинула сиреневый плащ и шагнула к двери.
- Тимошевич уже пришел? -- крикнула мать из своей комнаты.
- Внизу ждет, - соврала Танчо - Тимошевичу она даже не звонила.
В последние дни охранник то и дело отлынивал от работы, но Танчо даже и не думала жаловаться отцу. Она была довольна, что до дверей института ее сегодня не сопровождает хмурый тип с плоским, как тыква, лицом. Танчо была уверена, что звонки с угрозой похитить ее и убить - нелепая месть Толика за отказ пустить его в койку. Танчо относилась к звонкам с полным равнодушием, чего нельзя сказать о родителях.
Небрежно помахивая тубусом, Танчо отправилась на остановку трамвая. А дорогу, как всегда, выбрала через свой любимый двор в стиле "модерн". Она была просто влюблена в здешние дома - фантастические, сказочные и одновременно современно-урбанистические. Северный "модерн" казался ей стволом, на котором должны были вырасти удивительные по своей красоте ветви. Но наступила эпоха всеобщего разрушения и хаоса, и в моду вошли башни Татлина и Дворцы советов, а модерн так и остался нерасцветшим деревом потускневшей северной столицы.
Подъехавший трамвай оказался совершенно пустым. Танчо выбрала сиденье у окна, бросила рядом тубус. Знакомые здания проплывали за окнами.
"А было бы здорово, если бы трамвай летел над городом", - подумала она и, закрыв глаза, представила, как скользят внизу покатые крашеные зеленой краской крыши, блестит рыжее солнце в окнах и сверкают тусклым золотом шпили...