Много лет назад у Се Лина были жена и дочь. Его малышка тоже перед сном клала в рот палец.
От увиденного сердце сурового телохранителя дрогнуло.
– Тебе и так не выжить, – пробормотал он, укладывая малыша на камень. – Холод, голод и дикие звери истерзают тебя раньше. А я не замараюсь детоубийством. Ибо пусть ты и чудовище, но еще несмышленое дитя…
Сказав это, он поспешил прочь.
Так верный Се Лин предал своего господина.
То было еще одно дурное знамение…
Эпизод 1
Шаги в тишине нарушают мой покой
Дядюшка Жу опять напился.
Понимаю это, едва подхожу к нашей хижине. А переступив порог, убеждаюсь окончательно. Сбрасываю в угол вязанку хвороста и разминаю спину. Да уж, сегодня явно перестаралась. Но мне надоело, что хвороста нет под рукой, когда он нужен, поэтому и набрала побольше.
Дядюшка Жу храпит, наполняя наше утлое жилище зловонными испарениями. Вокруг такая грязь, что хочется зажмуриться. Теперь мне снова убирать. Просила же!
Откидываю ногой несколько глиняных кувшинчиков. Из одного прямо мне на ногу вытекает зловонная жидкость. Морщусь. И где только берет такую гадость? Впрочем, откуда этому ленивому старику раздобыть денег на хорошее вино?
Размявшись, начинаю ломать хворост. Сейчас разведу огонь в очаге и сварю немного риса. По дороге я собрала душистых трав, а значит, будет и чай. С рисом и чаем жизнь уже веселее!
Подкреплюсь – и за уборку. Не выношу грязь, в отличие от некоторых. У-у-у… Замахиваюсь на спящего дядюшку Жу. Нет, бить, конечно же, не буду – я добрая. Это он, как чуть не в духе, сразу колотушки устраивает. Хорошо, что я научилась быстро бегать и надежно прятаться. А то бы синяки, наверное, не успевали сходить. Хотя царапины и кровоподтеки у меня быстро исчезают. Все благодаря Ей. Она не любит, чтобы моя шкурка – которая и Ее тоже – была драной.
Огонь уже потрескивает в очаге, становится уютнее и теплее. Немного играю с пламенем. С детства огонь льнет ко мне, как котенок: ластится, трется, едва ли не мурчит. И я улыбаюсь ему, как другу. Других друзей у меня все равно нет. Кто же станет дружить с чудовищем? Нет, по мне и не скажешь, что я чудовище – на вид хиловата, мала, от мальчишки-подростка не отличить. К тому же дядюшка Жу коротко обрезает мне волосы своим огромным ножом. И ношу я мужскую одежду – перешитые дядины обноски. Своего чего-то у меня давно нет. Да что там, у меня и имени-то толком нет. Дядюшка зовет меня Никчемная, люди в деревне – Ю. Как дождь. Потому что у меня глаза – будто лужи по весне с невнятной мутной жижей – наполнены такой же серо-коричневой мутью. У других глаза сравнивают со звездами или очами феникса, а мои – с лужами!
Ладно глаза! Волосы у меня тоже необычные: на каждые три черных волоска приходится один огненно-рыжий. И так – по всей голове, из-за чего кажется, будто через угольки прорываются тлеющие искры. Особенно беда на солнце – рыжие волоски так и полыхают. Вот тебе и голова, охваченная пламенем.
Была и еще одна особенность у меня: веснушки. Кожа девушки – ее гордость, а как можно гордиться тем, что тебя словно обрызгали глиной? Даже деревенские мальчишки из-за этого потешаются надо мной. Ни один из них не взял бы меня замуж, если бы я, конечно, собиралась…
Но пугают людей не мои волосы, глаза или веснушки, а то, что во мне. Нечто огромное, древнее, черное, как сама тьма. То, что лучше не будить и не дразнить. То, чему нет объяснения. То, что страшит даже меня саму.
Я много раз уговаривала дядюшку Жу порасспрашивать странствующих даосов, нередко забредавших в нашу хижину на ночлег, о том, что со мной и кто я. Все-таки они мудрые люди, ученые, столько книг прочли! Но дядюшка всегда только отмахивался, болтая с ними о чем угодно, кроме того, о чем я просила.
Сам же он еще более никчемный, чем я, – только и умеет пить. Но он – вся моя семья. Кто мои родители, где они, что с ними? Никому неведомо. Когда я спросила, как появилась на свет, дядюшка Жу ответил: «Тебя принес аист». И если другим детям – а я слышала в деревне, когда ходила менять хворост на рис, – так говорят, чтобы отмахнуться от лишних вопросов, то со мной все буквально. Меня действительно принес огромный аист и сбросил прямо на крышу прежней дядюшкиной хижины.
Дядюшка Жу утверждает, что то была не простая птица, а обернувшийся ею небожитель, и я ему верю. Приятно считать, что ты связана с Небесами – тогда не так пугает то, что ворочается внутри.
Мычу себе под нос мелодию, которую услышала на днях в бамбуковой роще, – тонкую, пронзительную, чарующую. Не знаю, что за музыкальный инструмент издавал те дивные звуки, но они наполняли душу светом и грустью. Хотелось улыбаться сквозь слезы.