— Черт, — вздохнув, Дьюранд скинул с себя плащ и накрыл им коня, а сам улёгся на листья и заснул.
Дьюранда разбудило тонкое ржание.
В горло словно иголки воткнули.
Он закашлялся.
Когда Дьюранд открыл глаза, нечто с шумом бросилось прочь от его шеи. Первое мгновенье его окружала лишь темень, но глаза быстро привыкли, и он смог разглядеть небольшое укрытие, которое образовывали ветки. Он вспомнил о зарослях ежевики.
В лёгких что-то заклокотало, и Дьюранда скрутил приступ кашля, вздёрнувший его вверх. Несколько мгновений спустя приступ прошёл, и Дьюранд медленно оторвал ладонь от губ — это был не сон — на ладони осталась кровь.
Он огляделся. В темноте, там, где ветви ежевики, вытянувшись, сходились вместе, образуя подобие свода пещерки, рос тёрн, ощерившийся, острыми, как ножи иглами и колючками. Среди колючек метались какие-то тени. Дьюранд пристально всматривался, но ничего не мог понять. Порыв ветра сорвал завесу облаков, скрывавшую луну, и склон холма залил серебристый свет, отразившийся в дюжине глаз.
С губ Дьюранда сорвался стон.
Тени приближались. Теперь Дьюранд уже мог разглядеть венчики волос на черепах, обтянутых коричневой кожей. Сухоликие. Шишковатые головы с торчащими острыми ушами. Пальцы, увенчанные чёрными когтями-иглами.
— Владыка Небесный!
Одна из фигур коснулась руками земли и поползла к Дьюранду. Тварь распрямила длинные, гораздо длиннее, чем у человека, пальцы, похожие на ноги краба.
Дьюранд протянул руку к пустым ножнам. Меча нет, и значит, сражаться бессмысленно. Надо прорываться.
Как только его руки коснулись земли, она ожила. Зашевелился каждый листок, скрывавший под собой чёрное тельце. На руки и ноги хлынула волна пауков, они были повсюду, забирались под одежду. Мириады паучьих нитей опутали его.
Он дёрнулся, пальцы коснулись опавшей листвы, ища опоры; паучья сеть не поддавалась. Давя пауков, он повалился на землю.
Спелёнутый по рукам и ногам, он отчаянно дёргался, пытаясь вырваться. Он рычал, как раненный зверь, пока голос окончательно не сел. Если он сейчас умрёт, у райских врат его вымажут дёгтем и ввергнут в геенну. Шло время, лишь его хриплое дыхание да вой ветра прерывали гнетущую тишину. Неожиданно он услышал шорох — его окружали сухоликие. Иглы, покрывавшие их спины и бока, ходили ходуном.
— А он не из маленьких, — прокаркал чей-то голос.
Дьюранд забился в путах, словно пойманная рыба. Сухоликие ждали. Он почувствовал, как пальцы с острыми когтями вцепились ему в волосы и рывком подняли голову вверх. Прямо перед собой Дьюранд увидел лицо сухоликого — морщинистое, похожее на старое гнилое яблоко.
— Чего тебе надо? — выдохнул Дьюранд.
Лицо существа разошлось в улыбке, обнажившей жёлтые, острые, как бритва, зубы. Сухоликий повернулся к своим соплеменникам:
— Оно разговаривает, — хихикнул он.
— Кто он?
— Не знаю. Все так непросто.
— Старые роды смешиваются вновь и вновь.
— Только не его род.
— Да, в его жилах течёт чистая кровь.
Голоса хрипели, булькали, завывали. Дьюранд закрыл глаза и попытался высвободиться из спеленавшей его паутины. Твари кружили вокруг Дьюранда, поглаживая его, цепляясь когтями за одежду.
— Может, он Бруна? — полюбопытствовало одно из существ. Бруна… Имя, знакомое с первых страниц «Книги Лун». Первый из праотцов.
— На мгновение повисло молчание, и сразу же посыпались ответы:
— Да.
— Да.
— Ещё один Бруна.
— Бруна Широкоплечий.
— Он был сильным.
— Очень сильным.
— Я помню его улыбку в те далёкие дни, которые пришли на смену первому рассвету, — сказал один из сухоликих. Он взял Дьюранда за подбородок и потянул голову вверх, пока тот не поперхнулся. Дьюранд почувствовал, как длинные пальцы твари обхватили его за горло и сомкнулись в районе затылка. Отпустив его шею, сухоликий сунул пальцы Дьюранду в рот и раздвинул ему губы:
— Да. Да, Ильсандер! Я чувствую, что перед нами Бруна.
— Ты так думаешь? Бруна? Вот так удача! Я помню, как он бродил с нами по холмам ещё в те времена, когда Создатель помнил о нашем существовании. Я никогда не забуду его улыбку. Он учил нас истине, которая оказалась ложью. Помню его в полях пред нашей Девой. И Матерью.
— Ей надо было прийти пораньше.
— Ей надо было успеть в срок.
— Вот он перед нами, Бруна Широкоплечий. Убийца. Предатель. Он радуется свету, а мы должны рыскать по кустарникам. Он радуется жизни, а мы прозябаем среди терний.
Веки существа на секунду сомкнулись, и оно сказало с неожиданным восторгом:
— Когда я закрываю глаза, я снова вижу перед собой его лицо, словно нас не разделяют долгие века, минувшие от начала времён.
Лицо сухоликого скуксилось, и он отпустил голову Дьюранда.
— Помню, как она глядела на него. Помню, как он к ней подошёл. Помню, как он ударил. Крик. Как же ясно я помню тот крик!
— Несправедливость, Ильсандер! Какая несправедливость!
— Извращение, — булькнул чей-то голос.
— По телу и волосам Дьюранда скользнули когтистые пальцы, поблёскивающие чёрным. Дьюранда резко перевернули на спину, и он отчасти был даже рад этому. Слышать жуткие голоса существ и при этом не видеть их было просто невыносимым. Сухоликие сгрудились вокруг, пристально его рассматривая.
Когда Дьюранда переворачивали, он почувствовал, как в него впилась рукоять ножа. Теперь все мысли были только о том, как до него добраться.
— Извращение.
— Вперёд вышло одно из существ. Его пальцы пробежали по груди Дьюранда, забрались под рубашку, нащупали соски.
— Мать их всех отметила.
— Создатель должен был знать — нас ждёт смерть. Он должен был знать — нас ждёт боль.