Вдалеке показался чёлн, влекомый водами реки вниз по течению. Низко, совсем над белыми планширами, украшенными искусной резьбой, мерцал огонь одинокой свечи. Картина, представшая перед Дьюрандом, показалась ему смутно знакомой. Потом Дьюранд увидел женщину — широкие манжеты длинных белых рукавов. Не задумываясь ни на мгновение, Дьюранд шагнул в тёмные воды реки и поплыл к чёлну. Прекрасная женщина, лежавшая в нем, держала в изящных руках свечу. Её кожа была белой и нежной, словно шёлк. Дьюранд чувствовал, как холодная вода сжимает его, сдавливает грудь.
Когда чёлн проплывал мимо него, Дьюранд попытался ухватиться пальцами за борт — тщетно. Пальцы скользнули по резному дереву, ухватив лишь водоросли. Дьюранд направился к берегу. Он знал, где находится, — река называлась Мейденсбир. Он вспомнил легенду. Как же было имя прекрасной женщины, что лежала в чёлне, женщины, которая как две капли воды была похожа на Деву Реки, которую он спас? Легенда. Древняя легенда. Проводив взглядом уплывающий вдаль чёлн, Дьюранд закрыл руками лицо, продолжая стоять по пояс в воде.
Легенда… Не легенда, а правда. Женщина, лежавшая в чёлне, была женой Гундерика — первого герцога Гиретского, влюбившаяся в одного из его рыцарей. Она любила обоих и никому не желала зла. Но однажды ночью оруженосец герцога обнаружил её лежащей с любовником на берегу реки. Оруженосец был человеком честным и не мог допустить мысли, что у него от герцога могут быть какие-либо секреты. Однако сердце его было добрым, и он обещал герцогине подождать и не доносить о ней супругу до утра.
Говорят герцогиня выпила отвар наперстянки и, умирая, легла в чёлн, так, чтобы воды реки пронесли его мимо стен столицы герцогства. После этого Гундерик перенёс столицу далеко на запад, в Акконель.
Чёлн почти исчез из виду. Дьюранд вспомнил, что герцог пожаловал верному оруженосцу титул и земли, земли, что лежали как можно дальше от Акконель. Этот оруженосец стал первым бароном Коль. На его гербе было изображено три оленя.
Дьюранд проснулся. Грудь широко вздымалась, словно у человека, долгое время пробывшего под водой. Моросил мелкий дождик. Мокрое насквозь одеяло, укрывавшее его, походило на шкуру дикого зверя. Дьюранд заморгал. Сон. Это был всего лишь сон. Он опустил взгляд на руку и вздрогнул — он сжимал в кулаке ниточку водорослей.
Донёсшиеся до Дьюранда голоса напомнили ему, что он в лагере не один. Рядом с палатками в сумраке двигалась белесая тень человека. Не задумываясь, словно во сне, Дьюранд двинулся к ней. Неожиданно на его пути выросла фигура, выхватившая из ножен меч. Дьюранд замер. Клинок, что подарил ему Конзар, остался рядом с одеялом.
— Стой! — рявкнул Дьюранд.
— А, это ты, новичок. Тебя, кажется, Дьюрандом зовут, — прозвучал хриплый голос Ламорика. — Я не… Смотри под ноги. Где-то рядом выгребная яма. Сейчас дождь, так что ты её не учуешь.
— Мне показалось, я видел…
— Она умерла.
— Кто?
— Моя сестра, — Ламорик отправил меч в ножны. — Ты вырос в Акконеле…
— Альвен, — Дьюранд приложил чудовищное усилие, чтобы его голос не дрожал от страха.
— Я… мне сложно говорить… Её нашли в реке. Кто-то положил её тело в лодку, которая проплыла по реке, что течёт мимо Акконельской Цитадели и впадает в Сильвемер. Это какая-то нелепость, ошибка. Мой отец… Он приказал священнику писать ей каждую неделю… Весть о её смерти убьёт его.
Дьюранд задумался. Кого же он увидел в темноте? Может быть, гонца, принёсшего страшное известие?
— Ты знал её? — спросил Ламорик.
— Она была меня старше, — промямлил Дьюранд. — Замужем.
— Точно. Десять лет за Радомором Ирлакским. А теперь она в реке. Что же, черт возьми, происходит?
Дьюранд знал ответ на вопрос Ламорика, но счёл за лучшее промолчать. Чернецы отправили Альвен домой. «Она отправилась в путь в свои родовые земли в Гирете», — сказали они.
Но это ещё не все.
— Ребёнка нашли? — затаив дыхание, спросил Дьюранд.
— Господи… я… я и думать забыл. Мне ничего не сказали о ребёнке. Только об Альвен в лодке.
Дьюранд содрогнулся.
К восходу солнца Конзар нанял корабль, который должен был перевезти их через Сильвемер в Акконель: Ламорик хотел присутствовать на похоронах своей сестры. Никто не спрашивал, как он узнал о её смерти, однако Дьюранд помнил о белесой фигуре, мелькнувшей среди шатров. Ламорик белого никогда не носил.
Когда корабль отправился в путь, мелкая морось сменилась штормом, поднявшим высокие волны, которые с грохотом обрушивались на скалистые берега озера. Буйный ветер мотал корабль словно скорлупку, хлестал по щекам людей. Сквозь рёв бури слышались отрывистые команды капитана, отдававшего приказы великану-матросу, стоявшему за штурвалом. Сгрудившиеся на палубе люди смотрели, как слева и справа по борту корабля то исчезают, то появляются вновь проклятые берега Гесперанда и Мерчиона — земель, где не осмелится высадиться ни один здравомыслящий человек. Видели они и морских чудовищ, рыскавших в глубине, — даже эти твари страшились поднявшегося шторма.
Ламорик оставался на носу корабля, который то вздымался, то опускался. Сам Дьюранд находился в середине корабля, привязанный к перилам, чтобы перекатывавшиеся через борт волны не смыли его в пучину. Вместе с остальными он пытался успокоить ржущих и беснующихся от страха лошадей.
Наконец на второй день пути вдалеке показались шпили Акконеля. Шторм и ливень сменился на морось, напомнив рычащего сторожевого пса, прячущегося в конуру. Все на корабле были бледны и промокли до нитки. Корабль приблизился к причалу, и моряки, переругиваясь с портовыми рабочими, принялись кидать швартовые. Среди моряков, словно призрак, показался Ламорик. При виде лорда, люди переставали ругаться, некоторые стягивали шляпы. Перегнувшись через леер, Ламорик тихим голосом спросил: