— Вы были здесь, когда нашли мою сестру?
Большая часть рабочих принялась чесать затылки или привязывать швартовые, делая вид, что не расслышала вопроса, однако один кривоногий мужчина оказался храбрее своих товарищей.
— Ваша светлость, её привезли прямо сюда. Её заметила Альмора.
— Альмора?
Она была младшей сестрой Ламорика — весёлой, черноволосой девчушкой.
— Поговаривают, что девочка неожиданно пробудилась от крепкого сна и побежала на самый верх башни Гундерика.
«Альвен тоже сидела в башне», — подумалось Дьюранду.
— Альмора выглянула в окно башни и увидела плывущий чёлн, а в нем лежала Альвен со свечой в руках. Вся в белом. Казалось, она спала.
— Ты это видел сам? — еле выговорил Ламорик. Его руки ходили ходуном.
— Это видели моя бабка и сестра, ваша светлость. Мудрые женщины ещё до зари знали о том, что к нам направляется чёлн. Ваш брат приказал рыбакам перехватить чёлн, прежде чем он попадёт в Сильвемер и сгинет навеки.
Ламорик кивнул. В его глазах стояли слезы.
— Я прибыл сюда, чтобы похоронить свою сестру, — наконец произнёс он.
Рабочий замолчал, опустив голову, и Дьюранд понял, что за слова сейчас прозвучат. Никто из присутствующих не смел поднять взгляд на Ламорика.
— Все кончено, ваша светлость. Ваш отец похоронил её сегодня утром, — сказал рабочий.
Ламорик выпрямился, вздёрнув подбородок. Люди, окружавшие его, отшатнулись увидев выражение его лица.
— В таком случае я отправляюсь в Святилище, — твёрдо сказал молодой лорд.
Быстрым шагом Ламорик прошёл мимо перевёрнутых рыбачьих лодок и сушащихся снастей. Большая часть людей осталась в порту, охранять припасы и лошадей. Дьюранду повезло — он сопровождал молодого лорда, поскольку вместе с ним в Святилище отправился Гутред, а также сэры Эйгрин и Конзар.
Ламорик проскользнул в Фейские ворота. Колокола звонили, оповещая жителей города о том, что наступило время гасить огни. Лавочники закрывали огромными ставнями лавки, поблёскивали влажные от мороси вывески трактиров. Рыцари прошли мимо закусочной «Водяные часы», в которой Дьюранд некогда любил коротать долгие вечерние часы. На улицах стоял запах навоза, выгребных ям и влажного камня: все как обычно и все вроде бы незнакомо. Они приближались к цитадели. Улицы становились все уже. Где-то вверху, на крышах, хлопали крыльями голуби. Они свернули за угол. Дьюранд полагал, что дальше они пойдут к башне Гундерика, но молодой лорд направился к Святилищу. Белые шпили храма, воздвигнутого во времена Великого Царства, когда короли Эрреста правили всей Аттией, возвышались над сгрудившимися подле него лавками и дворцами советов гильдий.
В Святилище вели резные дубовые ворота, столь огромные, что дерева, из которого они были сделаны, вполне хватило бы на целый боевой корабль. Чуть ниже в ворота была вделана небольшая дверь. Ламорик взялся за дверное кольцо, терявшееся среди искусной резьбы, и постучал.
Они стояли и ждали. Ламорик не обернулся к ним и не проронил ни слова. За их спинами на сто ярдов вдаль простиралась опустевшая улица. Неожиданно дверь со скрипом отворилась. Из-за неё показалась морщинистая рука, жестом пригласившая их войти. Огромный неф храма наполняли горящие восковые свечи, отбрасывая свет на древние колонны, украшенные резьбой с изображением бегущих животных и переплетающихся ветвей. В тридцати шагах от них, в глубине бокового нефа, сверкая огнями, горел целый лес лампад и свечей. Дьюранд смог разглядеть длинный саркофаг и вспомнил о приснившейся ему женщине, одетой в белое.
Псаломщик, открывший им двери, показал рукой в сторону. Ламорика ждал сам Оредгар — патриарх Акконеля. Одетый в парчу и золото, патриарх, казалось, явился к ним из глубины веков, из времён Великого Царства, существовавшего тысячу лет назад. После окончания службы для прихожан оставалось совершить ещё ряд церемоний, на которые допускались только посвящённые. Именно поэтому патриарх был в парадных одеждах.
Ламорик двинулся к патриарху, а сопровождающие остались ждать, разглядывая изразцы, украшавшие вход и поднимавшиеся к тёмным окнам. Дьюранд задумался. Он может молчать и дальше, но посмеет ли он тогда смотреть в глаза Ламорику?
Седобородый патриарх опустил руку на плечо Ламорику. Дьюранд обнаружил, что не знает, куда деть руки. Гутред с кислым выражением на лице посмотрел на Дьюранда, который наконец не выдержал и с раздражением произнёс:
— Господи, давненько я не бывал в подобном месте, — он поднял взгляд, устремив его туда, где колонны достигали теряющегося во мгле свода собора. В темноте плясали огоньки свечей, отражаясь в тысячах оконных стёкол.
Эйгрин фыркнул.
— Здесь ты можешь почувствовать Его, — сказал старый оруженосец. — Он смотрит на тебя. Смотрит и молчит. Совсем как мой отец. Глядит на тебя, глядит, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе надо делать.
Конзар что-то буркнул себе под нос.
— Мы в святом храме. Он древнее самого королевства, — промолвил Эйгрин.
Патриарх кинул в их сторону пронзительный, как у ястреба, взгляд.
— Ладно, всем — тихо, — пробормотал Конзар.
Дьюранд, снедаемый сомнениями, поднял взгляд вверх и замер. С одним из оконных стёкол было что-то не так — в нем не отражался свет. Казалось, за окном кто-то был.
Раздался стон, который донёсся не от окна, а откуда-то из-под свода собора. Звук повторился. В глубине нефа Ламорик преклонил колено.