Откуда-то сверху, как из рога изобилия, на голову посыпалась серо-зеленая саранча. Туча саранчи. Весь засыпанный гадкими кусающимися тварями, Гамильтон отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на волю. Женщины и кот застыли, не веря собственным глазам. Наконец Джеку с горем пополам удалось выползти из-за стола. Он, вскрикивая, задыхаясь, кое-как стряхнул с себя насекомых и забился в угол.
– Боже милостивый! – прошептала потрясенная Марша, сторонясь трещавшей хитином кучи.
– Что… это? – пролепетала мисс Рейсс, не сводя глаз с живого холмика копошащихся тел. – Эт-то… невозможно!
– Но это случилось, – стуча зубами, сказал Гамильтон.
– Но каким образом? Почему? – вопрошала Марша, когда все четверо, включая кота, ретировались из кухни. Подальше от расползавшейся во все стороны саранчи. – Такого просто не может произойти!
– Но тем не менее это очень вписывается… – через силу произнес Джек. – Помнишь осу? Мы не ошиблись: что-то вокруг изменилось. И все сводится к одному пока неизвестному знаменателю…
Глава 4
Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо.
В доме все успокоились. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, грузовичок молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом.
Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.
Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…
– Великий Боже, – проговорил он таинственным полушепотом, – сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.
Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.
Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:
– Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! – Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. – Господи, оцени ее слова по достоинству! – продолжал Джек, тщательно выбирая слова. – Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма…
Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака.
Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически – тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.
Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же негр.
– Хорошенький знак свыше, нечего сказать! – с сарказмом заметил Гамильтон.
Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.
– Вы меня помните? Я – гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…
– Вы тут ни при чем, – сказал Гамильтон. – Вам досталось наравне со всеми.
Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую.
– Вы завтракали?
– Я не голоден, – ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. – Что вы сейчас делали? Молились?
– М… да, – признался Джек.
– Это ваш обычай?
– Нет… – Поколебавшись, он добавил: – Я не молился лет с восьми.
Негр помолчал, раздумывая над чем-то, потом, спохватившись, представился:
– Меня зовут Билл Лоуз…
Они обменялись рукопожатием.
– Вы, кажется, все поняли! Когда догадались?
– Где-то со вчерашнего вечера.
– Что-нибудь произошло?
Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы.
– Догадаться несложно. Солгал – был наказан. Перед тем сквернословил – значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно.
– А на молитву вы зря теряете время, – без обиняков заявил Лоуз. – Я пробовал. Все глухо!
– О чем вы молились?
Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи:
– Могли бы догадаться. Но все не так просто… Тут уж, наверное, судьба.
– В ваших словах изрядная доля горечи, – осторожно заметил Гамильтон.
– В свое время ее было гораздо больше. – Лоуз прошелся по гостиной. – Извините, что я так бесцеремонно ворвался… Но дверь была не заперта, и я решил, что вы дома. Вы инженер-электронщик?
– Да.
Состроив гримасу, Лоуз протянул руку:
– Приветствую, коллега. Я выпускник университета. Квантовая физика. Благодаря чему и получил работу гида. Большая конкуренция в наше время… Во всяком случае, мне так говорят.
– А вы как разобрались со всем этим? – Гамильтон повел вокруг рукой.
– С этим?.. – Лоуз пожал плечами. – Догадаться нетрудно.
Он вынул из кармана матерчатый узелок. Развязав его, он показал крохотную металлическую пластинку.
– Когда-то сестра заставляла меня это носить. Так и привык.
Он бросил амулет Гамильтону. На пластинке еще не до конца стерлись слова веры и надежды. Возможно, тысячи рук ощупывали эти заклинания.
– Валяйте, – усмехнулся Лоуз. – Воспользуйтесь им.
– Воспользоваться? – не понял Джек. – Откровенно говоря, это не мой стиль.
– Я по поводу вашей руки. – Лоуз сделал нетерпеливый жест. – Талисман ведь действует – теперь. Приложите к больному месту и увидите. Лучше снять повязку. При непосредственном контакте он работает лучше. Именно так я избавился от своих собственных травм.
Недоверчиво посматривая на Лоуза, Гамильтон содрал часть повязки. Почерневшая плоть влажно блестела сукровицей под лучами солнца. Поколебавшись, Джек осторожно приложил к ране холодный кусочек металла.
– Вот, уже пошло, – заметил Лоуз.
Отвратительная нагота поврежденных тканей стала бледнеть и покрываться розовой пленкой. Оранжевый глянец медленно обретал нормальный телесный цвет. Рана сузилась, перестала сочиться сукровица. Потом и вовсе затянулась. Только посредине осталась узкая белая полоска. Под кожей пропала болезненная пульсация.
– Вот видите! – победно ухмыльнулся Лоуз, протягивая руку за амулетом.
– А раньше он помогал?
– Да что вы!.. Никогда. Глупые старушечьи байки. – Он сунул амулет в карман. – Теперь попробую оставить на ночь несколько волосков в воде… Утром, конечно, будут черви. А хотите знать, как вылечить диабет? Надо взять половину сушеной жабы, смолоть как кофе, перемешать с молоком девственницы, завернуть в старую тряпку и обернуть шею больного.
– Вы хотите сказать…
– …что теперь подействует. Как до сих пор еще верят в глубинке. До сих пор старики ошибались, а мы были правы. Но теперь не правы мы.