Леонид вернулся в Эпир; его влияние, обусловленное высоким положением, после путешествия только возросло. С его взглядами продолжали считаться даже после того, как они устарели. Царь Филипп, имевший агентов во всех греческих городах, тоже обладал обширными знаниями. Тем не менее после беседы с Леонидом его собственный греческий показался ему скорее беотийским. А вместе с аттической речью прижились и аттические афоризмы: «Ничего в избытке», «Хорошее начало – половина дела» и «Слава женщины в том, что о ней не говорят ни хорошо, ни дурно».
Компромисс казался идеальным. Семейству Олимпиады было оказано уважение. Леонид с его страстью к благопристойности не позволил бы царице выходить за пределы приличествующих ей занятий и взял бы на себя обязанности хозяина дома. Олимпиада быстро обнаружила бы, что лезть не в свое дело при нем еще труднее, чем при Филиппе. При посредничестве своих друзей с юга Леонид мог бы нанять всех необходимых учителей, искать которых у самого царя не было времени, и притом удостовериться в их благонадежности и порядочности. Состоялся обмен письмами. Филипп отбыл успокоенный, распорядившись встретить Леонида со всей торжественностью.
В день ожидаемого прибытия Леонида Хелланика приготовила лучшую одежду Александра и прислала своего раба наполнить ванну. Пока она мыла царевича, вошла Клеопатра – приземистая толстушка, рыжеволосая, как мать Олимпиада, коренастая и крепкая, как Филипп. Она ела слишком много, чтобы скрасить свою печаль. Она знала, что мать любит Александра больше, чем ее, и любит иначе.
– Теперь ты ученик, – сказала Клеопатра. – Больше ты не сможешь заходить в женские покои.
Александр часто утешал сестру, развлекал или дарил разные вещицы. Когда Клеопатра начинала кичиться перед ним своей принадлежностью к женскому роду, он ее ненавидел.
– Я войду когда захочу. Кто, по-твоему, остановит меня?
– Твой учитель.
Клеопатра принялась распевать фразу на все лады, подпрыгивая на месте. Выскочив из ванны и забрызгав весь пол, Александр швырнул девочку в воду. Прямо в одежде Хелланика перекинула мокрого мальчишку через колено и отшлепала сандалией. Дразнившая брата Клеопатра была наказана следом и вытолкана за дверь.
Александр не плакал. Он хорошо знал, почему во дворце появился Леонид. Не было необходимости объяснять ему, что в случае неповиновения Александра этому человеку его мать потерпит поражение в собственной войне. А в следующий раз грянет сражение за него. Он весь был покрыт рубцами, там, глубоко внутри, – следами подобных битв. Когда угрожала очередная, шрамы ныли, как старые раны перед дождем.
Хелланика расчесала спутанные волосы Александра. Было больно, но он только сильнее стиснул зубы. Александр легко плакал, слушая старые военные песни, в которых названые братья умирали вместе под стихающую мелодию флейты. Он прорыдал полдня, когда его собака заболела и умерла. Мальчик уже знал, что значит скорбеть о павших, он выплакал всю душу по Эгису. Но плакать из-за собственных ран значило лишиться покровительства Геракла. Это уже давно стало частью их тайного соглашения.
Вымытый, причесанный и разодетый, Александр был вызван в зал Персея. Олимпиада и гость сидели в почетных креслах. Мальчик ожидал встретить престарелого ученого. Но увидел щеголеватого мужчину лет сорока, с прямой осанкой и едва заметной сединой в черной бороде. Леонид осматривался, словно полководец, который, даже не занимаясь делами, ни на минуту не забывает о своей роли. Мальчик довольно много знал об уловках военачальников, главным образом от солдат. Друзья хранили его секреты, а он – их.