Маленькая деревушка, жители которой бежали в крепость, предназначалась для знати. Каменный дом вождя – две комнаты и пристройка под навесом – занял царь. В доме уже мерцал свет.
Не желая, чтобы его доставили на место, как ребенка, Александр опередил Клита и возглавил маленький отряд. Всем своим существом – зрением, слухом, обонянием – он чувствовал воздух войны, отличавший этот лагерь от казарм или мирной стоянки.
Они подъехали к дому. Приземистая фигура Филиппа уже темнела в дверном проеме. Отец и сын обнялись, разглядывая друг друга в неверном свете сторожевого костра.
– Ты подрос, – заметил царь.
Александр кивнул.
– Моя мать, – сказал он больше для ушей эскорта, – шлет тебе привет и пожелания доброго здоровья. – Повисла зловещая пауза, и Александр быстро продолжил: – Я привез мешок яблок из Миезы. Они уродились в этом году.
Лицо Филиппа прояснилось; Миеза славилась своими яблоками. Он похлопал сына по плечу, поздоровался с его товарищами, отправил Филота в расположение его отца и сказал:
– Теперь входи, давай поедим.
Вскоре к ним присоединился Парменион. Они поужинали на деревянных козлах. Прислуживали оруженосцы царя – юноши и подростки, которым положение и заслуги их отцов позволяли изучать обычаи армии и военное дело в качестве личных слуг Филиппа. Сладкие золотые яблоки подали на серебряном блюде. Два светильника на бронзовых подставках освещали комнату. Оружие и доспехи царя лежали в углу. От стен исходил застарелый запах человеческого жилья.
– Еще один день, – сказал Филипп, – и мы бы принимали тебя там. – Зажатым в руке огрызком яблока он показал в сторону крепости.
Александр перегнулся через стол. За время долгого путешествия солнце опалило его лицо; щеки горели, глаза и волосы ослепительно блестели в свете ламп, весь он был как сухая лучина, вспыхивающая от одной искры.
– Когда мы атакуем?
Филипп ухмыльнулся Пармениону:
– Что ты будешь делать с таким мальчишкой?
Они собирались выступить перед рассветом.
После ужина собрался совет. К стенам крепости подойдут еще затемно; кустарник на стенах займется от стрел с горящей паклей, катапульты и осадная башня откроют прикрывающий огонь, чтобы уничтожить крепостной вал, пока к стенам понесут лестницы. В это же время к воротам подтащат мощный таран, осадная башня выдвинет разводной мост – начнется штурм.
Подобная тактика стала привычной для всех, с каждой новой осадой уточнялись только незначительные детали.
– Хорошо, – подытожил Филипп. – Теперь немного поспим.
В смежной комнате оруженосцы расстелили вторую постель. Александр отметил это быстрым взглядом. Перед тем как лечь, он наточил оружие и вышел отыскать Гефестиона, чтобы сообщить ему, что в бою они будут вместе, а заодно объяснить, что эту ночь он должен провести в комнате отца. Александр и сам не ожидал этого.
Когда он вернулся, царь только что разделся и протягивал свой хитон мальчику-слуге. Александр помедлил у входа, вошел и произнес пару слов, стараясь казаться спокойным. Он не смог объяснить себе чувство глубокого отвращения и стыда, охватившее его при виде Филиппа. Насколько Александр мог вспомнить, никогда прежде не видел он своего отца обнаженным.
Перед восходом солнца крепость пала. Чистый, прозрачный золотой свет поднимался из-за холмов, скрывавших Геллеспонт. От моря дул свежий бриз. Над крепостью повисли едкие запахи копоти, удушливого дыма, крови, гниющей плоти и обильного пота. Сделанные из целых неотесанных сосновых стволов лестницы, по которым можно было взбираться по два человека в ряд, все еще стояли прислоненными к тронутым огнем стенам; кое-где под слишком сильным напором ступени прогнулись или сломались. Перед сгоревшими, разбитыми в щепки воротами повис на своем рычаге таран, сходни осадной башни распластались по крепостному валу, как огромный язык.
Внутри крепости уже заковывали оставшихся в живых фракийцев; им предстоял путь на невольничий рынок в Амфиполе. На расстоянии железо звенело легко, как музыка. Этот пример, думал Филипп, быстрее заставит жителей Кипселы сдаться, когда придет их очередь. Повсюду среди лачуг и хижин, тесно, как ласточкины гнезда, лепившихся к стенам с внутренней стороны, рыскали охотящиеся на женщин солдаты.