— Это ты? — раздался клекот.
Я выставил перед собой рапиру. Кривая ухмылка исказила лицо мастера, он наклонился и поднял с пола красную пластмассовую игрушку — тачанку-роставчанку.
— Отдай.
Рубцов удивленно вскинул брови.
— Что?
— Отдай! — Я замахнулся рапирой.
Мастер хотел рассмеяться, но лицо перекосила болезненная гримаса. Он шагнул к верстаку, кинул на железную плиту тачанку и снял со стены электрогорелку.
— Иди, возьми, — прохрипел Рубцов.
Я сделал несколько шагов, он нажал на кнопку. На плиту упало белое пламя, превращая тачанку в бесформенную красную кляксу. Пулеметчик Максим погиб мгновенно, смертью героя. Закричав, я опустил рапиру на руку с горелкой. Рубцов заревел. Горелка упала на пол, подпрыгнула, ударила мастера в грудь, опаливая комбинезон. Комбинезон пропитанный маслом мгновенно вспыхнул. Мастер воя, заметался между станков, пытаясь сбить пламя. Кто-то сообразительный, снял со стены огнетушитель и обдал мастера пенной струей. Рубцов упал на пол и стал кататься из стороны в сторону, ударяясь о чугунные станины станков, не прекращая истошно выть. Я уронил рапиру и заткнул уши. Взгляд упал на красную кляксу остывающую на плите.
— Сам ты сволота, — сказал я и проснулся.
— Рота подъем! — кричал дневальный.
Маркулис бегал по проходу с раздутыми щеками, свистел в окаянный свисток.
— Как-то в ветлечебницу привезли хомяка с грыжей обеих щек, — донесся снизу заспанный голос Кирилла.
Новые будни ничем не отличались от старых…
На следующей неделе из нашей роты отправили отличников боевой и политической подготовки в школу сержантов. В список попали: стукачёк Рыжков, подлиза Куликов, Соломинцев, Жуков и Кирилл Гнеденок.
К искреннему удивлению, меня тоже хотели отправить. Я побывал на собеседовании у политрука Лукашевича.
— Вызывали, товарищ старший лейтенант? — спросил я, заглядывая в кабинет.
— Заходи Максим.
Лукашевич поднялся из-за стола, пожал руку.
— Присаживайся.
Я сел за стол заваленный блокнотами, тетрадями и газетами. Ожидал, что разговор коснется неуставных взаимоотношений с Аникиным.
— Как служба? — Лукашевич доверительно улыбнулся, покрутил светлые усики.
— Нормально.
— Жалоб нет? — глазки замполита хитро заблестели.
— Нет.
— Смотри, Максим, если что-то беспокоит, в этом кабинете, можешь поведать любые тайны и проблемы, — старлей подмигнул. — Я всегда защищал и защищаю интересы солдат.
— Спасибо, — я улыбнулся в ответ.
— Так как насчет жалоб?
— У солдата жалоб не бывает, тяготы службы он должен сносить молча и достойно, — по-уставному ответил я.
— Молодец, — глаза Лукашевича стали колючими.
— Случаев неуставщины не замечал?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант. — Подумалось, не вербуют ли меня в стукачи? Этот усатый, инцидент с Аникиным может раздуть и до губы.
Лукашевич поправил на лбу редкие волосики.
— Кормят хорошо?
— Сырбу — лучший повар на свете.
— Ясно, — старлей подобрал со стола карандаш, задумчиво покатал, зажав ладонями.
— Есть предложение, товарищ Клон, направить вас в школу сержантов.
— Меня?
— Вас. — Лукашевич улыбнулся, — не думайте Пол, что мы ничего о вас не знаем.
— Никогда так не думал, — медленно ответил я вглядываясь в безмятежное лицо замполита.
— Мы решили доверить вам командование взводом, товарищ Клон. Из вас может получиться отличный сержант, как Маркулис. Нам нужны сильные и волевые младшие командиры, пользующиеся среди солдат авторитетом. Вы обладаете такими качествами.
— А Маркулис что, тоже клон?
Лукашевич поперхнулся.
— Откуда вы это взяли?
— Вы сами сказали: такой же, как Маркулис, — усмехнулся я.
— Аааа, — протянул политрук, — это так, к слову. Он подкрутил тараканьи усики.
— Спасибо, я не хочу быть сержантом, тем более таким, как Маркулис.
— Что значит не хочу? Не дури, Пол-Клон, от таких предложений не отказываются. Сержант — это не солдат.
— Не хочу, — упрямо повторил я.
— После службы можешь остаться на сверхсрочную службу. Мы можем помочь поступить в военное училище. Закончишь, станешь офицером. В Специальных Военных Войсках офицеры быстро растут в званиях.
— Не просветите, чем занимаются эти войска?
— Станешь сержантом — узнаешь, — усмехнулся Лукашевич.
Я покачал головой:
— Не люблю отдавать команды.
Лукашевич снисходительно рассмеялся.
— К этому быстро привыкаешь, в армии самое легкое — отдавать команды, — карандашик выбил на столе дробь.