— Ты что бормочешь?
— Стихи Николая Гумилева — «Жизнь».
— Я думал, свои.
— Так ты поедешь со мной?
— Долго ждать придется. Конечно, поеду я никогда не видел моря.
— Не видел море? Максим, поехали, не пожалеешь, его стоит увидеть.
— Сейчас и поедем, домоем окна и вперед, на пляж…
— Я бывал на море дважды, со своими приемными родителями…
— Эй, бойцы, — окликнул Маркулис, — замерзли? Не вижу движений.
Про море, закончился разговор о неверной любви, то есть концы в воду. Молодец парень, нюни не распускал, воспринял неприятную весть, как настоящий мужчина.
Однажды, на утренней поверке Рыжков допустил ошибку.
— Уборку санузлов, поручим, сладкой парочке: Клону и Хвалею. Не слышу?
Взвод, стоял перед кубриком. Рыжков, самовлюбленным павлином, расхаживал перед строем.
— Не слышу? — он и остановился напротив меня.
— Уши мыть надо, — я ухмыльнулся.
— Согласно устава, солдат выслушав команду должен ответить: «так точно».
— Какую команду? — спросил Хвалей. Нам не понравилось сравнение со сладкой парочкой.
— Невыполнение уставных положений несет за собой наказание…
— Мы идем, — прервал я, от уставных сентенций тошнило.
— Надеюсь, по ночам, не занимаетесь лишь бы чем? — хихикнул Рыжков.
Ох, напрасно он так шутил и хихикал, иногда с моим чувством юмора что-то случается и я воспринимаю шутки не адекватно. Я шагнул к сержанту и провел прекрасный хук, стараясь выправить выдающуюся челюсть.
Рыжков влетел в проход между кроватей. Приподнялся на локти, ошалело потряс головой. Его глаза бессмысленно смотрели на начищенные, блестящие носки сапог.
Подбежал Маркулис.
— Что произошло?
— Это я ударил, — Хвалей вышел из строя.
— Что? — Маркулис обвел взглядом Хвалея и медленно поднимающегося, держащегося за кровати, Рыжкова. Наконец, взводный выпрямился, встряхнул головой и осторожно дотронулся до челюсти.
— Рядовой Хвалей врет — ударил я. — Схватив Димку за ремень, попытался втащить в строй, но он упирался.
— Я спрашиваю, что здесь происходит? — Холодные глазки Маркулиса застыли на мне.
— Я ударил младшего сержанта Рыжкова! — выкрикнул Димка.
Дурачок! Он все еще наделся защитить меня. Кто ему поверит? Разве он способен кого-нибудь ударить?
— Кто тебя ударил? — Маркулис повернулся к Рыжкову.
Комвзвода кивнул на меня.
Некстати объявился Лукашевич и выслушал объяснения Маркулиса.
— Хорошо, хотя, что здесь хорошего? Займись рядовым Клоном, а я, — старлей плотоядно посмотрел на Димку, — Хвалеем. Попрошу в мой кабинет.
— Просто я не успел его ударить, — на ходу стал объяснять Димка.
— Идите в кабинет и там все расскажете. А вы, — Лукашевич посмотрел на Рыжкова, — пишите докладную на проступок Клона. — Он пробежал глазами по хранящему невозмутимое молчание взводу. — Все подпишитесь, как свидетели. — Взглянул на меня. — Ты понимаешь, что бесследно это не пройдет?
— Так точно.
— За мной, — бросил Лукашевич Димке направляясь в кабинет.
— Все, рядовой Клон, вы допрыгались. Губа вам обеспечена, — Маркулис злорадно улыбнулся.
— Сегодня? — спросил я с надеждой.
— Завтра. Сегодня отбудешь наряд, который тебе объявил младший сержант Рыжков.
Комвзвода, услышав свою фамилию, несмело приблизился.
— Обещаю, Клон, тебе даром это не пройдет, — прошипел он.
— Даром никто ничего не получает, — философски заметил я.
Маркулис сухо улыбнулся.
— У тебя был шанс, Клон. Поверь моему слову — попадешь в штрафную роту.
— Разве они существуют?
— В наших войсках все есть. Встать в строй.
— Есть.
— Чую, не видать тебе губы, — прошептал Сергей.
— В здоровом теле здоровый нож, — ответил я, вспомнив одну из поговорок Гнеденка.
Забегая вперед скажу, что на губу я действительно не попал. Откуда у Сергея Губова такое невероятное чутье? Вышел из обыкновенной семьи: вечно пьяный и молодой папа фрезеровщик и мама — передовой маляр. Десять лет назад, она сорвалась с антресолей, раскрашивая стены конференц-зала к октябрьскому празднику. Сергей сам смастерил для неё кресло-каталку.