— Я твой друг и для меня без разницы, где и как ты рожден, и кто твой донор. Что случилось с тачанкой?
— Сам не знаю, кто был донором. В детстве я был государственной маленькой военной тайной. Мое рождение ознаменовалось скандалом. Римско-католическая церковь призвала страны к подписанию документа о запрете создания человеческого существа бесполым путем и контролировании международных лабораторий и институтов, изучающих вопросы генетики. Поэтому от меня, чтоб не нагнетать международную обстановку поспешили избавиться и забыть. Иногда вспоминают, — я потер грудь.
— На дедушек: Ленина, Сталина и Брежнева, ты не похож, если говорить о донорах. Ты похож на хорошего человека, — Димка рассмеялся. — И тачанка?
— Что тачанка? Её воспитатель труда уничтожил, тот еще был подонок.
— Приемные родители, когда мне исполнилось шесть лет, решили, что с меня игрушек достаточно: все, что было: собрали и унесли. Приступили к поиску талантов, но ничего выдающегося не нашли.
— Они неправильно искали.
— И что должны были найти?
— Чувство дружбы, в наше время очень редкое качество. — Я улыбнулся и мы рассмеялись.
Оставшуюся часть дня занимались ремонтом траншеи: углубляли, выравнивали осыпавшиеся края, обкладывали их свежим дерном. Дверь в бункер не закрывали, но к ночи затхлость, пропитавшая помещения так и не выветрилась.
На ночь Маркулис назначил дежурства. Над столом, за которым мы обедали, висел железный ящик, соединенный с трубой исчезающей в потолке. Всех удивляла странная вытяжка, пока Рыжков не открыл ящик. В железной коробке оказался перископ, наверное такие же ставят на подлодки, с аппаратурой ночного видения.
Дежурство заключалось в бестолковом глазении в перископ, подкручивании колесиков настройки, чтоб лучше рассмотреть яркие, красивые звезды.
Первым дежурил Губа.
— Товарищ старший сержант, что я должен обнаружить?
— Что-то подозрительное, — усмехнулся Маркулис.
— В смысле?
— В прямом смысле. Если увидишь, что-то подозрительное, или кого-то — немедленно сообщи мне.
— Всегда легче обнаружить подозрительный объект, если знать, что он из себя представляет.
— Товарищ солдат, вы приказ поняли?
— Искать подозрительный объект.
— Правильно. Когда знаешь, что искать, это уже не подозрительный объект. Уловили разницу?
— Так точно, а где искать?
— На земле, вокруг поляны и в небе.
— Могут скинуть парашютистов? — спросил Дылдин.
— Двадцать отжиманий, — приказал Маркулис.
— Товарищ Губов, приказ ясен?
— Так точно.
— Смотрите в окуляры и ищите подозрительные объекты и предметы, — Маркулис ушел в сержантскую.
— Каждых два часа наблюдатели меняются, — Рыжков хмуро посмотрел в мою сторону и направился вслед за старшим сержантом. В дверях остановился.
— Не спать. Сон на боевом дежурстве приравнивается к предательству и дезертирству. — Он ушел.
— Идиоты, — Губов сел за стол, — не нравится мне все это, чувствую за нос водят.
— Отбой! — донесся голос Маркулиса. У нас погас свет, лишь над столом Губова горела красная, дежурная лампочка…
— …Эй, Пол, меня забирают. У меня нашлись родители.
В нашей группе Лютик был самым маленьким и беззащитным. Светлые вьющиеся волосы и круглое лицо делали его похожим на херувимчика. Его дразнили девчонкой и я постоянно за него заступался. Мой клоновый бог, я часто защищал тех, кого обижали, подсознательно сравнивая с собой. Мой детсадовский период был не из легких. Для Лютика, проклятым часом являлся подъем. Насмешки сыпались со всех сторон, группа проявляла интерес к степени сухости его матраса и простыней.
— Лютик, поздравлю, — сказал я, внутренне завидуя и зная что у меня никогда не будет приемных родителей.
Он благодарно обнял меня за шею и прошептал:
— Пол, моя тачанка-растовчанка отныне твоя. У неё волшебный пулеметчик, его зовут Максим, он всегда меня защищал, как ты. — Лютик протянул красную пластмассовую игрушку. — Возьми, теперь она твоя.
— Спасибо, Лютик.
— Береги её. Это красноармейцы — будёновцы, — доверчиво шептал Лютик, словно раскрывал важную тайну.
— Когда тебе будет тяжело, подумай о тачанке, вспомни Максима и они придут на помощь.
— Обязательно. — Я посмотрел на тачанку: неистово летящие кони, возница в папахе, замахивающийся кнутом и пулеметчик, в буденовке, припавший к пулемету и поливающий свинцовым огнем невидимых, настигающих врагов.
Лютик посмотрел на тачанку в моих руках и уверенно сказал: