— Они оторвались от врагов.
— Конечно.
— Послушай, Пол, — он хлопнул меня по плечу…
Я раскрыл глаза, надо мной висело лицо Рыжкова.
— Подъем, боец — твоя вахта.
— Есть. — Я поднялся. Одеваться не было нужды, все спали одетыми, укрывшись одеялами и все равно колотясь от холода. Бетонной блок насквозь пропитался сыростью, его заполнял влажный затхлый воздух. По-хорошему его надо месяц проветривать.
Рыжков, позевывая, ушел на сержантскую половину. Я сел к столу, сменить Сергея. Он посмотрел на меня красными, измученными глазами.
— Как на фронте?
— Без перемен. Не спи, Маркулис три раза подкрадывался, проверял, как я несу службу.
— Значит хорошо несешь.
— Я понял, почему они такими стали. Их заколдовали, превратили в зомби, — прошептал Губов, придвигаясь ко мне. — Я чую.
— Какие зомби? — я внимательно посмотрел на приятеля. — Видел что-то подозрительное?
— Ничего я не видел, я про сержантов говорю, про Кирилла: сам не мог он так измениться.
— Откуда такие знания?
— Чую.
— И Рыжков зомби?
— И Рыжков.
— А мне кажется — козлом был, козлом остался. Иди спать, Губа, не бери в голову.
— Не нравится мне это место, — Губа поднялся, с хрустом потянулся. — Дежурство дебильное, не логичное — пустая трата времени. Чуя — за нос водят, — повторил он.
— Нас за нос водят с первого дня службы.
— Вот я и говорю: не нравится. Там под столом, банка с чаем. Я крепкий заварил, как чефир получился.
— Спасибо.
Сергей поднялся. В темном углу кубрика заскрипела кровать. Донесся усталый вздох-шепот:
— Не нравится мне, чую…
— Чует он, — хмыкнул я. Вспомнился сон. Такие сны мне тоже не нравились. Лютика давно не видел во сне.
Спустя два месяца, приемные «козлы» вернули его в «обезьянник». «Обезьяны» встретили Лютика оглушительным свистом и хохотом.
— Эй, Лютик, сколько матрацев зассал?
— Лютик, как будильник, работает?
— Напиши письмо Кашпировскому!
— Привет, ссыкунок!
Добрые мы — люди, миролюбивые и незлопамятные. Я протиснулся сквозь толпу, обступившую жертву.
— Привет, Лютик. Все, что с нами не случается, все к лучшему.
— Здравствуй Пол! — закричал малыш, бросаясь ко мне и вцепляясь в рубашку, пряча от толпы зареванное, растерянное лицо.
Я потрепал его вихры:
— Ничего, Лютик, успокойся — прорвемся. — Достал из кармана тачанку.
— Смотри, Лютик — тачанка-растовчанка. Я сохранил её и возвращаю.
— Нет. Нет, — малыш затряс вихрастой головой, крепче вцепляясь в рубашку. — Она твоя Пол, подарки не возвращают.
— Пойдем отсюда, — Я растолкал улюлюкающую свору «обезьян». Кому-то и по носу попало.
Весь день я не отходил от Лютика, казалось, что он более-менее успокоился. Ночью я его проспал. Вернувшегося в «обезьянник», считают неудачником на всю жизнь. Был шанс вырваться из обезьяньей неволи и его не использовали. Возвращенцу в приюте жить становится невыносимо. Из зависти и чувства: «вот меня бы на его месте никогда не вернули», каждый старается возвращена унизить. Лютик знал об этом. Поздней ночью, он выбрался из своей постели, оставив матрас сухим, проник в умывальную комнату, приладил леску к шпингалету оконной рамы…
Жаль, что документы об усыновлении хранятся за семью замками и осьмнадцатью печатями. После «обезьянника», учась «хабзарне», я пытался выяснить, кто были приемными родителями Лютика, что бы найдя, подвести их к оконной раме…
Безрезультатно. Лютик-Лютик, твоя красная тачанка меня долго защищала, и пулеметчик Максим погиб геройски в бою.
В поле зрения перископа попала красно-зеленая табличка с золотистой надписью: «Стой! Опасно! Мины!!!». Военный юмор беспримерен.
На плечо легла ладонь.
— Димка? — не отрываясь от перископа, спросил я.
— Что видишь?
— Хренотень разную.
— А ты его в небо направь.
— Как?
Димка повертел колесики настройки, объектив перископа уперся в небо.
— Что видишь?
— Обалдеть, с прибором ночного видения у звезд столько цветов и оттенков.
— Что еще?
— Вижу, как среди звезд, мигая оранжевыми огнями, перемещается странный, не поддающийся опознанию объект.
— НЛО? Дай взглянуть, — Димка потряс за плечо.
— Смотри, — я смеясь, отодвинулся. Он приник к перископу и разочарованно протянул:
— Это же самолет.
— А ты поверил в НЛО?
— Почему бы и нет?
— И что это такое?
— Нечто особенное, что способно иметь разнообразную: техногенную, полевую или плазмоидную природу и происхождение, — Димка оторвался от перископа, посмотрел на меня.