— Боец не задает вопросы старшим по званию.
«Начинается», — мысленно простонал я.
— Я не знаю вашего звания, нашивок под халатом не видно.
— Старший медбрат. Марш в кровать!
— Есть кровать! — Я сел на свой одр. — И все-таки, товарищ старший медбрат, хотелось бы знать, что с нами случилось?
— Ниночка, сделайте больному укол, чтоб он не волновался и не задавал лишних вопросов.
— Уже не волнуюсь, — сказал я, ложась и накрываясь простынею.
Мишаня приблизился. Наклонился, тяжело дыша, словно обнюхивал. У него были, как Маркулиса, серые холодные, ничего не выражающие глаза, с пугающей, застывшей пустотой.
— Твое имя, боец?
— Максим.
— Фамилия?
— Клон.
— Ясненько, — лицо отодвинулось.
— Если ясно, скажите, что с нами случилось? Отделение было на учениях, на особом посту, собирало цветочки, потом бац…
— Что бац? — Лицо Мишани стало приближаться.
— Открываю глаза — медпалата. — Я улыбался и думал с каким удовольствием, лягнул бы пяткой в квадратную прыщавую челюсть.
— Нет, ты мне ответь, то ты про бац помнишь?
— Про который? В моей жизни столько бацов было.
Мишаня продемонстрировал кулак, размером с мою голову.
— Запомни, боец, в этой больнице не шутят.
— Я вижу, только не шучу, — я перестал улыбаться и с нескрываемой ненавистью заглянул в серые, пустые глаза.
— Так-то лучше, — пробурчал Мишаня выпрямляясь.
Тем временем Нина, проверив спящих больных: пощупав пульс и почему-то заглядывая под простыни, задержалась перед кроватью Рыжкова. Бросила взгляд на осциллограф и испуганно закудахтала:
— Мишаня, его надо срочно к Сан Санычу. У него раны открылись, падает артериальное давление. Совсем белый. Белее мела.
— Вот задохлик, — Мишаня оставил меня в покое, выскочил в коридор и заорал:
— Сан Саныч! Срочно в палату! У нас порезанный сдыхает!
— Не орите, — в палату вкатился пухлый белый колобок — Сан Саныч. Голова лысая, похожая на бильярдный шар, на который неизвестно как закрепили большие роговые очки.
— Там! — Мишаня ткнул пальцем в сторону кровати Рыжкова, — кажется карачун ловит.
— Идиот, — вздохнул доктор. Он увидел меня. — Спать! — пророкотал он. Я откинулся на подушку, полуприкрыл ресницы.
Леонида Рыжкова отключили от аппаратов, кровать покатили в коридор. Больше я его не видел…
Едва закрылись двери за Мишаней, который выкатил столик с аппаратурой и капельницу, я бросился к кровати Хвалея.
— Димыч! Димка! — стал трясти за плечи.
— У-у-ууу? — он с трудом разлепил глаза, осоловело посмотрел.
— Живой, дуралей, — я щелкнул его по носу. — Хватит спать, мы в госпитале, еще выспишься.
— Где? — хрипло переспросил Димка. Взял с тумбочки очки, нацепил на нос.
— В госпитале, — повторил я.
— Как мы сюда попали?
— Ты что, не помнишь, что случилось на учениях?
— На каких учениях? — Димка тупо уставился.
— Наш Пикет? Нападение летающей тарелки? Помнишь, мы ночью говорили про НЛО? Как говорится, накаркали — утром прилетело. Ты в него стрелял, — перечислял я факты.
— Максим, какой Пикет? Какое НЛО? Какой госпиталь? — Он внимательно осмотрел палату.
Я начал волноваться и нервничать. Или я сумасшедший и мне все пригрезилось, или мы все, в этом мире, сумасшедшие? Что они сделали с нами? Ведь я помню! Я все видел отчетливо! Я видел как погиб Губов! Я видел, как только что вывезли из палаты Рыжкова. Я говорил с ним.
— Похоже на больничную палату, — согласился Хвалей. — Макс, что ты бормочешь? Как мы сюда попали?
Я посмотрел на приятеля. У него было спокойное выражение лица, в глазах ни тени тревоги.
— Как ты себя чувствуешь, голова болит?
— Нормально, — Хвалей зевнул, — а что, я головой ударился?
— Возможно. Что ты помнишь, о вчерашнем дне?
— День как день. Построения, уборка казармы, туалета, обед. Маршировали на плацу, под команды Аникина. Мыли окна. Ужин, чистка картофеля. Отбой. — Димка рассмеялся — Все как обычно. Но вот будишь и сообщаешь, что мы в больнице.
— Ты ничего не помнишь про учения? Не помнишь, как нас привезли на Пикет? О чем болтали ночью и нападение летающей сковородки не помнишь?
— Что значит учения? Термин летающей сковородки не верен, его заменили на летающую тарелку. Не помню, чтоб мы об этом разговаривали? И что ты заладил: Пикет-пикет?
— Так ты вспоминаешь?
— Что? Что я должен вспомнить? Кончай разыгрывать, Максим. Ты меня пугаешь. Несешь какой-то бред, честное слово.
— Ты что, совсем ничего не помнишь??!! — испуганно заорал я.