— Нет, были там мутанты, — упрямо повторил Дылдин.
— Заткнись, мне лучше знать, — посоветовал Хвостов.
— Дурной район, — пробормотал Дылдин, — мне там один раз по зубам дали.
— Мало дали. Возле пустыря складов полно и навесов, под которыми древесина гниет, понятно, что там полно всяких ниш и схронов. Там мы обычно тусовались. — Хвостов вздохнул, — славное было времечко: вино пили, травку курили, в картишки перекидывались, мяч гоняли.
— Может спирт стырить из докторского кабинета. Я видел, у него стоят всякие скляночки с лягушками и ящерицами, — перебил Дылдин.
— Заткнись, Дылда, если еще раз меня перебьешь…
— Молчу.
— Играли в карты, кто проигрывал, бежал за вином. Как-то я проиграл и меня послали за вином, а в карманах ни копейки. Вышел на пустырь, думаю — знакомого какого увижу — одолжу. Как назло — никого. Смотрю, машина подъехала, из нее дамочка с собакой вышла. Решила на нашем пустыре собачку выгулять.
— Какую? — спросил Дылдин.
— Овчарку.
— Делать нечего, я к дамочке по культурному подъехал: так мол да так, ребята старшие, за вином послали, если не принесу на нож поставят. Спасите, помогите, благородная леди, потому что денег у меня нет.
— Дала?
— И не единожды, — Хвостов коротко рассмеялся. — Предложила сука отработать. Говорит: «Я тебе дам, не только на вино, на водку хватит, только хочу, чтоб ты мою собачку потренировал». Это как? — спрашиваю.
— Очень просто, — и смеется стерва, но красивая, честно скажу, ухоженная фифочка. — Я на тебя её натравлю. Простоишь три минуты — деньги дам. — Овчарка у нее черная, немецкая, на меня косится, рычит. Видно — злая, а на мне куртка — дутыш. Несколько лет назад они в моде были.
— Доисторическая эпоха, — отозвался Хвалей.
— Короче, я согласился, а она скомандовала: «Маузер, вперед!».
— Маузер?
— Так собаку звали, — пояснил Хвостов. — Этот Маузер как выстрелит, я едва успел руку выставить. — Хвостов сел на кровать, показал как он выставил руку. Темный силуэт резко выделялся на светлой стене. Локоть он держал на уровне горла. Рукав пижамы сполз — от локтя к кисти белело с десяток кривых, рваных шрамов.
— Вот так, еле горло спас.
— Да у тебя шрамы! — воскликнул Дылдин.
— А ты думал я лапшу на уши вешаю? Заткнись и не перебивай! Собака в рукав вцепилась, рычит, треплет его, только клочки по сторонам летят. А она, стерва, стоит в стороне: глаза вытаращила, как наркоманка, розовым язычком по губкам водит, кайф ловит. Я от собаки отбиваюсь, чувствую, до руки добирается и кричу стерве: «Зови собаку!». Она, как оглохла, вся в экстаз ушла. Я свободной рукой нож выхватываю, кричу: «Убью собаку!». Фифа очнулась, или за собаку испугалась, скомандовала: «Маузер, ко мне!». А псина в азарт вошла. Еле оттащила. Я уж убить был готов. Дамочка, с улыбкой денежки протягивает, глаза сияют, как огни новогодней елки — удовлетворенная. Говорит: «если хочешь заработать еще, приходи завтра, в это же время». Я послал её подальше, взял деньги и в магазин побежал. — Хвостов опрокинулся на кровать, пружины жалобно заскрипели. Над кроватью взметнулся серый язык простыни, накрывая тело.
— И как, пришел? — заинтересовался Дылдин.
— Пришел, — Хвостов рассмеялся. — Одел старый ватник, подготовился значит. Только сказал, что не надо денег и вообще, я пью мало. На неё, фифу эту, еще тогда глаз положил — симпатичная стерва. Роста среднего, фигурка подтянутая, шоппинговая. Грудь вперед смотрит, волосы коротко подстрижены, светлые, а глаза наглые и развратные. Она спрашивает: «Что ты хочешь?». Я отвечаю — натурой возьму.
— Серьезно? И она? — Дылдин захихикал.
— Согласилась. Посмотрела, улыбнулась, змея подколодная, и согласилась, — Хвостов ответно гыгыкнул. — Только сказала, что против собаки должен выстоять пять минут.
— Выстоял? — спросил Хвалей.
— Выстоял. Она два ватника и три куртки изорвала, за время, пока с дамочкой встречался.
— Любовь требует жертв, — сказал я.
— Какая любовь-морковь, — протянул Хвостов. — Аристократки, все с придурью: если не розовые, то мазохистки. Эта стерва, даже когда кайф ловила, в исступлении орала: «Маузер, фас!». А собака вокруг машины бегала, рычала, ревновала, пока я хозяйку трахал, ведь это кобель был. — Хвостов хихикнул.
— И как расстались? — спросил Димка.
— Просто, как в море корабли. Кобель и я друг друга ненавидели, словами не передать. Каждые схватки не на жизнь, а на смерть. Мне приходилось защищаться, а у пса только одно желание — добраться до моих гланд. Хозяйка тоже, только этого и ждала. Однажды я не выдержал и всадил псине нож в глаз. Кобель даже не тявкнуть не успел, брыкнулся к ногам с куском рукава и затих, а Эллочка, так звали любовницу, в крик.