Я посмотрел на Димку. Он опять раскрыл тетрадь и читал.
— Бред, — кинул тетрадь на стол.
— Ты слышал, какое число назвали по радио?
— Слышал. Почему я должен тебе верить?
— Потому что мы друзья.
Его подбородок задрожал, глаза заметались по столовой, не зная на чем остановиться.
— Я боюсь, — прошептал Димка. — Я не могу в это поверить. Разве такое может быть?
— Может. Ты веришь мне?
Димка промолчал.
— Если не веришь — доверься. — Я заглянул под стол, проверил как крепятся ножки стола. Они легко отворачивались. Внутри начинали разгораться глухая злоба и ненависть к тем, кто здесь нас держит и использует. Димка взял тетрадь и принялся читать с первой страницы.
— Дима, придержи стол, чтоб не перевернулся.
— Ага, — не отрываясь от чтения он свободной рукой схватился за стол. Я отвернул ножку, еще не зная, как буду использовать, но в качестве оружия сгодится. Я ухмыльнулся: пробиваться будем с боем. Как? Профессора помогут.
— Максим?
— Димка? — я поднял голову и посмотрел на друга. У меня сердце сжалось, у него были такие глаза. Нет, он не плакал, но в них застыли такие отчаяние и страх.
— Они медленно убивают нас. Неужели это правда?
Я молчал.
— Я согласен на побег. — Он показал на соседний столик. — У них тоже?
— Да.
— Дылдин вообще не помнит первых дней армии.
Стараясь ободряюще улыбнуться, я сказал:
— Рад, что ты со мной.
— Я всегда буду с тобой, пока буду помнить, — прошептал Димка.
— Ты будешь помнить.
— Ты не оставишь меня?
— Не говори глупостей.
— Это не глупости. — Мы долго смотрели друг на друга, ответить я не успел, в столовую вошел Мишаня. Он направился к нашему столику.
— Клоун, тебя профессора вызывают на обследование. Как ты себя чувствуешь?
— Отлично. Дима — стол, — прошипел я.
— Держу.
— Моя фамилия Клон, — я вежливо улыбнулся.
— Боец, меня это не дергает, — Мишаня ухмыльнулся. — Пошли. Если не доел, после доешь, — он упрямо выдвинул челюсть-кирпич.
— Тоже мне, щелкунчик, — пробормотал я, отводя глаза и медленно поднимаясь. Запотевшие ладони крепко обхватили ножку стола.
Мишаня отвлекся, обратившись к другому столику:
— Здесь не обжираловка, бойцы всегда должны быть в форме.
— Мы не обжираемся, у нас аппетиты хорошие, — ответил Хвостов.
— Лови шайбу! — крикнул я. Ножка коротко просвистела и впечаталась в челюсть старшего медбрата. Народная мудрость — медведя вали долго не думая. Голой ступней, шлепанец слетел, я ударил Мишаню в то место, откуда у него росли ноги. Лаосские монахи утверждают, что там находится корень жизни. Мишаня громко выдохнул.
— Ух-ххх. — Выпучив налитые кровью глаза, согнулся и протянул ко мне лапы.
— Сцапает — убьет, — пронеслась мысль. Я двинул импровизированной дубинкой по черепу. С грохотом, под ноги медбрата, опрокинулся стол. Мишаня со стоном медленно завалился. Показался толстый затылок, похожий на медвежий загривок. Хвалей опустил на него чайник с горячим какао. Мишаня хрюкнул и повалился на стол, две ножки надломились и разлетелись в стороны.
— Хороший удар, — похвалил Димку.
Хвалей возбужденно улыбнулся и подмигнул Хвостову и Дылдину очумело раскрывшим рты.
Я произвел контрольный «выстрел» — коротко ткнув дубинкой в затылок. Мишаня неожиданно захрапел. Хвалей нервно рассмеялся.
— Слава Богу, что не убили.
Я приложил к губам палец:
— Сидеть и молчать, иначе убью, другого выхода у меня нет, — слова предназначались бойцам: Дылдину и Хвостову.
— В чужие дела не вмешиваемся, — дипломатично ответил Хвостов, ткнул яйцом в лоб Дылдина.
— Ты что?
— Гляди — скорлупа треснула, — Хвостов смеясь стал лущить яйцо.
Рука Дылдина потянулась к тарелке с яйцами.
— Только попробуй, — предупредил Хвостов.
Я содрал с Мишани ремень, завел руки за спину и крепко скрутил незамысловатым гордиевым узлом, такой проще не развязать, а отрубить вместе с руками. Случайно задел карман кителя. С любопытством засунул руку и был вознагражден.
— Ого! Гляди, Димка, — я показал пистолет.
— Тульский Токарев. Теперь можно и к врачам.
Я отдал пистолет Димке.
— Держи, если понадобится не церемонься — стреляй.
Хвалей взял пистолет подкинул на ладони, снял с предохранителя.
— Будем надеяться, — неопределенно пообещал он. — Слушай, я надеюсь, что то, что мы делаем, делаем правильно. Я верю тебе.
— Умница, верь.