— Ближайший город?
— Завод.
— Что? — воскликнули я и Хвалей.
— Вы считали, что находитесь в другом месте?
— Нам не говорили, где именно мы служим. Посадили в самолет и инсценировали перелет, вот козлы.
Ишим Ниязович пожал плечами:
— Значит военная тайна.
— И где город?
— Сразу за испытательным полигоном.
— Это как?
— Испытательным полигоном, являются земли на которых когда-то стояла атомная станция, со злополучным четвертым блоком. После того, как произошла авария, эту землю объявили зоной отчуждения и оградили «Великой Китайской Стеной». Так мы называем бетонный забор, который окружает эту территорию. После того, как установился естественный радиоактивный фон, территорию передали военному ведомству.
— М-дааа, — протянул Хвалей.
— Ловко водите за нос, — сказал я. — Значит ваш институт или, как вы называете — бюро, в Черном Городе?
— В пригороде. Позвольте спросить, — вмешался в разговор Никанор Аверьянович, — как вы себя чувствуете, Клон?
— Отлично.
— Странно, в отличии…
— Если вы знаете мою биографию не стоит о ней вспоминать, — перебил я.
— Извините, но вы ведете себя не адекватно ситуации и я предполагаю, что вы…
— Это потому что, сперму для родильной колбы взяли у Генерального Секретаря Центрального Комитета Партии, — сказал я.
— Не может быть, — ахнул Ишим Ниязович.
Никанор Аверьянович расхохотался.
— Поэтому я такой стойкий, это наследственное.
— Понятно, — ответил Никанор Аверьянович. — Но, по виду, вы похожи на младшего лаборанта Колю, который работает в бюро.
— Профессор, вы знаете, что мы не шутим?
— Да, я отдаю себе отчет. — Никанор Аверьянович замолчал.
Машина затормозила перед развилкой.
— Впереди полигон, — пояснил Ишим Ниязович.
Бетонная полоса переходила в грунтовую дорогу, которую тесно обступали ели.
— Дорога влево, приведет к вашей части. Не желаете нанести визит?
— Поворачивай направо, — приказал Хвалей.
«Волга» послушно свернула.
— Думаете, что сможете скрыться в Заводе?
— Не ваше дело, — ответил я, щипая Хвалея, чтоб он ничего не говорил.
— До города далеко?
— С той скоростью, с которой ведет машину Никанор Аверьянович, доедем за три часа. Если решите объехать город, есть только одна дорога — номер восемь, но на ней полно постов.
— Спасибо за предупреждение, — я посмотрел на Хвалея. — Дима, ты говорил раньше, что умеешь водить машину?
— Конечно умею, с десяти лет, я ходил на секцию по спортивному вождению. У меня был красный картинг. На городских соревнованиях я занял почетное второе место. Первое досталось Быкову, — разговорился Хвалей вспоминая спортивную юность.
— Тормози, — объявил я Никанору Аверьяновичу. — Сворачивай в лес.
— Вы нас убьете? — профессор судорожно глотнул воздух и стал нервно икать.
— Заткнись.
— Я вспомнил ирокезскую казнь — голой жопой на муравейник, — Димка плотоядно улыбнулся.
Ишиму Ниязовичу стало плохо, он побледнел и развязал узел галстука.
Машина въехала под сень сосен.
— Дальше.
Когда в заднем стекле исчезла дорога мы остановились.
— Выходите, — процедил я сквозь зубы.
Профессора неохотно покинули машину.
— За Родину умереть не страшно? — спросил Хвалей звякая наручниками, которые прихватил в кабинете Сан Саныча, видно их использовали для буйных больных. Я представил, как прокаженных приковывают к спинкам коек и залепляют рот бактерицидным лейкопластырем, потому что другого нет, чтобы прекратить жуткие крики.
— Страшно, — чистосердечно признался Никанор Аверьянович и бухнулся на колени. Его примеру последовал Ишим Ниязович, по щекам профессоров потекли крокодиловы слезы.
Я брезгливо поморщился. — Раздевайтесь.
— Пожалейте, у нас семьи, — провыл Никанор Аверьянович.
— У меня четыре внука, — простонал хватаясь за сердце Ишим Ниязович. — Один служит в армии.
— В СВВ? — поинтересовался Димка.
— Нет, офицером при Северном штабе.
— Раздевайтесь! — гаркнул я.
— Не надо голой жопой на муравейник, — зарыдал Ишим Ниязович, косясь на высокую сосну, возле которой стоял большой муравьиный город.
— Как вам запала ирокезская казнь. — Димка расхохотался. — Раздевайтесь.
— Быстрее, нам дорога каждая минута, — я скинул полосатую пижаму. Димка последовал моему примеру.
Профессора медленно разделись. Димка уставился на трусы Никанора Аверьяновича, они были василькового цвета с белыми китами.