— Суперсолдатов, да?
— А тебя и создавала лаборатория «оборонки». Ты до сих пор числишься собственностью Министерства обороны.
— Ах, я собственность «оборонки»? Наконец-то я знаю свою историческую Родину.
— Все мы, чьи-то собственности. Я обещаю тебе безопасность, отличное медицинское обслуживание, комфортные условия и, скажем так, когда срок твоей службы подойдет к концу — полную свободу. Никто не будет тебя преследовать, никто не будет искать.
— Знаете доктор, жалею, что в день побега я не пристрелил вас и не позволил Хвалею.
— Я разговариваю с тобой исходя из логики вещей и положений. Ты прибежал, дальше бежать некуда.
Димка дернул меня за руку.
— Что они хотят от нас?
— Вернуть в обезьянник.
— Я не хочу в обезьянник, — Димка обиженно надул губы.
— И я не хочу.
Димка отошел в сторону.
— Максим, вы разумный человек, у вас нет выхода.
— Я разумный клон и выход есть всегда.
— Вы обязаны вернуться в госпиталь.
— В лабораторную пробирку? Мой клоновый Бог, как вы мне надоели…
Из-за скалы выплыло вытянутое облако, напоминающее тачанку-ростовчанку. Вспомнил Сергея Губова и подумал, что сейчас он должен дослуживать в небесных колесничих войсках. Оглянулся на сержантов. Те изготовились к рывку и только ждали приказа кинуться на нас. Сан Саныч что-то шептал Оганесяну, офицеры тянули, боялись непредвиденных действий.
— Максим! — закричал Димка.
Так кричат, когда просят о помощи находясь в смертельной опасности. Я оглянулся в его сторону и обмер. Димка стоял на краю парапета и нелепо махал руками, пытаясь обрести равновесие. Поймав мой взгляд улыбнулся, на секунду завис и…исчез…
— Держите его! — закричал Сан Саныч.
Сержанты рванулись с места.
Поздно.
Я высоко подпрыгнул и ласточкой полетел вниз. В уши ворвался свист ветра и вопли чаек, волны и белые буруны стремительно росли перед глазами. Я успел поймать Димку за руку и прокричать:
«Я ведь обещал не оставлять тебя!!!»
Показалось, что мы не падаем, а летим вверх, навстречу красной тачанке-ростовчанке, Сергей говорил что-то о небесном притяжении…
Я чуююююю!!!!!
Эпилог
НА ЭТОМ МОЖНО ПОСТАВИТЬ ТОЧКУ
И это действительно так, нормальная жизнь, если в ней ничего не происходит, не покажется интересной…На этом можно поставить точку….или запятую…
Прочитав абзац, я скривился и захлопнул тетрадь. Писателя из меня не получится, я легко сказал: «здрасссте» и тяну сказать: «до свидания». К тому же, хоть и по горячим следам, но дневник восстанавливать задача нудная. Если бы не Оксана, заставившая сесть за сей труд, видите ли ей понравился черновик, который она читала незабываемым ранним утром на сеновале, дневник так и остался бы пеплом. Пришлось фениксу воскреснуть.
— Максим, ты скоро? Через полчаса автобус, а ты еще не готов!
— Готов, Раиса Тимофеевна, почти готов. — Запихиваю тетрадь в выдвижной ящик, читать непосвященным рано. Укрываю старыми конвертами и открытками…
Слышно как шумит море и соленый ветерок колышет желтые шторы. Я смотрю в окно, там, далеко впереди обозначена белая песчаная граница, между земной твердью и лазоревым, ослепленным августовским солнцем морем. Похоже, что сегодня солнце расплавилось и растеклось по морю, на него невозможно смотреть, как и на небо. Линия горизонта расплылась, соединив в одно целое: море и небо.
Какой вид и чудный запах. Дом Раисы Тимофеевны стоит на краю поселка, одним боком зацепившись за черные огородные грядки и зелень сада; другим, за спускающуюся к морю старую гравийную дорогу, на которой я почти не видел машин. Местные жители тактично не проявляли к нам никакого любопытства: подумаешь, дальние родственники, один из которых, к тому же богом обижен. Основный вид транспорта здесь: лодки, катера, велосипеды и мопеды, как при старом режиме. Страницы новейшей истории, никто здесь еще не заполнял.
Городок Игнатьев, напоминает старинную песенку из голубого детства: «Тот городок был мал, как детская игрушка, не знал он никогда ни бедствий, ни нашествий. На башне крепостной, ржавела молча пушка и стороной прошли маршруты путешествий»…
Для нас, чем дальше от современной цивилизации и её пряников, тем лучше.
Занавески затрепетали сильнее, заскрипели половицы, хлопнула крышка комода — в комнате объявилась бабушка.
— Пишешь, Толстой?
— Нет, закончил. Уже иду.
— Сам говорил: день рождения, день рождения, пять лет, — проворчала Раиса Тимофеевна.