— Готовить собственные завтраки в таком аду?
— Почему нет?-Она говорила совершенно уверенно. — Я не отказываюсь готовить. У меня большой опыт как у помощника повара.
— О'кей, -согласилась я.-Мы распределим обязанности. Ты готовишь завтрак. Я — обед. Я тоже не возражаю готовить. Давай соберемся вместе и составим какое-нибудь меню.
Она выглядела очень обрадованной. Она довольно улыбалась. Под холодной, ничего не выражающей маской, оказывается, был человек.
Шум уходивших девушек совсем не мешал Донне. Она продолжала безмятежно спать под открытым окном, одна длинная голая рука выглядывала из-под простыни, другая лежала под щекой; дышала она чуть, слышно, как младенец. Наконец, я потрогала ее за плечо, она сразу открыла глаза и сказала самым обычным голосом:
— Привет, Кэрол.
Она полностью пробудилась ровно через полсекунды, что поразило меня до смерти. Я не столь плоха, как Аннетт, но я все же склонна некоторое время ходить ощупью.
Она вытащила из-под подушки пачку сигарет и зажигалку и потом, как только прикурила, сбросила простыню, села и выглянула в окно. Она единственная из нас спала голой. Мне было все равно, в каком виде она спит, хотя Альма вчера вечером что-то бормотала по этому поводу. По-моему, Альма считала вполне естественным иметь рядом с собой обнаженное мужское тело, тогда как женское обнаженное тело предназначалось ею лишь для эротических открыток.
На самом деле у Донны было почти нейтральное тело. Я хочу сказать, что вопроса о том, что она девушка, у вас не возникало, но ничто не выделялось в сколько-нибудь значительной мере. У нее были маленькие груди, длинные узкие бедра и практически не было зада. По сравнению с ней Альма являла собой множество переходящих одна в другую выпуклостей, как у любой из рубенсовских нимф. Аннетт тоже обладала округлыми формами, этакая женственная маленькая штучка; а Джурди и я были сложены во многом похоже, с весьма стандартными украшениями. Когда Донна одета, как прошлым вечером в испанский мох, она, затмевает весь мир. Она была прирожденной вешалкой для своих туалетов, в то время как на долю таких здоровых типов, как Джурди и я, оставались лишь насмешки любителей парижских мод.
— Дружище! — сказала Донна. — Посмотри на этот океан!
— Что-то интересное!
Она нахмурилась:
— Ты знаешь, это просто безумие — валяться в постели, что мы делаем! Мы должны каждое утро плавать, как только просыпаемся.
— Конечно, должны.
— О'кей. Завтра утром. Встанем на полчаса раньше и поплаваем. — Она энергично спрыгнула с постели. — Вот здорово! Мне нравится Флорида, Нравится. Как только я обоснуюсь здесь, мне будет нравиться Флорида еще больше.
— Что ты имеешь в виду под «обоснуюсь»?
— Ну как что, — удивилась она моему вопросу. — Как только я найду друга. У тебя же есть друг, Разве я не заслуживаю кого-нибудь тоже?
Я сказала:
— Конечно, у тебя есть мистер Майрхед, жокей. Не говоря уже о мистере Куртене.
Она засмеялась:
— Ты знаешь, что мне нравится в тебе, Кэрол? Ты всегда умеешь срезать меня.
— Одевайся, или мы пропустим автобус.
Я хотела сказать ей, чтобы она оделась совершенно просто в первый день, но в последний момент усомнилась и решила, что это не мое дело, она могла носить, что ей захочется. Итак, я видела, что она надевает довольно пушистую темно-зеленую блузку с достаточно броской черной юбкой и очаровательную золотую цепочку, и я не сделала никаких комментариев. Я надела черное платье от Лорда и Тейлора, которое впереди застегивалось почти на тридцать пуговиц, чтобы дать работу праздным пальцам. Его вырез находился прямо под моим подбородком. Не могу представить себе, какой сумасшедший каприз заставил купить меня это платье, но я прекрасно знала, почему надела его сегодня: я просто боялась мистера Гаррисона. Где-то в глубине сознания у меня жила мысль, что мистер Гаррисон был недоволен мной после нашей встречи в «Комнате Короля-Солнца» вчера вечером; и я чувствовала, что если столкнусь с ним сегодня утром, то мне лучше выглядеть как можно скромнее. Никаких грудей. Никаких бедер. Никакого выреза. Только женская тень.
Как предполагала Джурди, в отеле был буфет. Он находился за главным холлом и назывался — о чем догадается любой идиот — «Салон Фрагонара». Шикарно. Стены были покрыты живописью, изображавшей пышнотелых пастушек, совершенно не ведавших о том, что их розовые груди выпадали у каждой по-своему, и официантки были одеты, как пастушки, но с гораздо более строгим контролем лифчика. Боже мой! Представьте себе, что утренний кофе вам подает пастушка с голой грудью! Как заметила Донна, у всякой нормальной женщины будет болеть живот весь оставшийся день.
Мистер Куртене показал прекрасное чувство реальности, организуя специальные семидесятицентовые завтраки для студенток-стюардесс «Магны»: сок папайи, яичница-болтунья и сколько угодно кофе, за который не бралась дополнительная плата. Мы с жадностью все поглотили, а потом строем с восемнадцатью другими девушками отправились к нашему дорогому розово-голубому автобусу. За рулем снова был Гарри в рубашке с дельфинами и парусниками, и мы с жужжанием неслись через Майами-Бич в восхитительных лучах раннего солнца. Люди смотрели, люди махали, но мы никогда не отвечали им, несколько веселых парней свистели, и, хотя мы пытались быть жеманными, мы не могли не разразиться почти истерическим хихиканьем. Это были отчасти явно нервы, отчасти результат влияния толпы — двадцать девушек с одним беднягой стариной Гарри для компании!
Офисы «Магна интернэшнл эйрлайнз» находились на обочине дороги вблизи аэропорта. Там не было ни ангаров, ни самолетов, хотя вы не могли не услышать шума самолетов, взлетающих на расстоянии нескольких сотен ярдов отсюда. Эти офисы предназначались только для административного и обучающего персонала и занимали огромное двухэтажное здание. Сооружение это было безобразным как снаружи, так и внутри и здорово походило на завод. Видимо, я ожидала увидеть что-то безумно модерновое, из нержавеющей стали и ослепительно блестящего стекла, с потрясающими башнями для обозрения, с винтовыми лестницами, отряжающими безумное приключение полета и вызов завтрашнему дню, и т. д. Но нет. Здание представляло собой всего-навсего утилитарную постройку.
Мисс Уэбли ждала нас в приемной — высокая, миловидная блондинка, она мне очень нравилась. Она улыбнулась, увидев нас, и сказала:
— Привет, девушки! Я подумала, что мне лучше встретить вас здесь и показать дорогу к классным комнатам, иначе вы определенно потеряетесь. Теперь не отставайте… — И она проворно пошла, ведя нас милями и милями узких коридоров. Наконец она привела нас в большую старомодную классную комнату, обставленную доской, потрепанным старым столом для учителя и рядами маленьких новоизобретенных парт, которые, казалось, только что прибыли из маленькой настоящей школы.
— Итак, мы здесь, -сказала мисс Уэбли. — Неважно, где вы сядете, просто до поры до времени садитесь. Сегодня нам предстоит не слишком много серьезной работы, зато достаточно бюрократической волокиты — медицинский осмотр, регистрация ваших документов, снятие мерки для вашей униформы и…
Ее прервала мисс Пирс, вошедшая в комнату с Альмой. Дорогая Альма! Что бы я делала без Альмы, как я могла жить все эти годы без Альмы? С полными слез прекрасными глазами она стояла и ждала, пока мисс Пирс и мисс Уэбли переговаривались, понизив голос. Затем мисс Уэбли произнесла:
— Кэрол Томпсон.
Я встала.
Она сказала:
— А, да. Я вспомнила теперь. Вы та девушка, которая помогала Альме ди Лукка. Вы говорите по-итальянски, не так ли?
— Да, мисс Уэбли.
— Что ж, в таком случае я думаю, что мисс ди Лукка может перейти в этот класс, чтобы вы могли продолжать помогать ей.-Она посмотрела на бумагу на столе. — Грейс О'Мэлли, вы пойдете в класс к мисс Пирс вместо мисс ди Лукка.
О'Мэлли уныло поплелась с мисс Пирс. Альма вскарабкалась на место слева от меня. Донна была справа.
Мисс Уэбли продолжала, как будто ничего не произошло.
— Сейчас, девушки, как я уже сказала, мы вынуждены проделать очень много формальностей, связанных с различными вашими назначениями. Но хочу, чтобы вы поняли, что это ваша, так сказать, авиабаза. Где бы вы ни оказались при медосмотре или при проверке документов, я хочу, чтобы вы возвратились сюда, чтобы мы не потеряли друг друга. Понятно?