— Теперь, — продолжала мисс Уэбли, — мы перейдем к уходу за собой. Это действительно особая тема по своему существу, и мы займемся ею детально по ходу занятий. Но с вашими волосами мы что-то должны сделать немедленно. Вы можете понять почему. Я уверена, что вы не нуждаетесь в том, чтобы подробно излагать вам это. Только представьте себя работающей на одном из наших новых реактивных лайнеров. Каждую минуту вы заняты тем, что подаете еду и напитки, которые, конечно, должны быть приготовлены на камбузе; пассажиры постоянно вызывают вас, не говоря уж о капитане и команде, и т. д. И у вас просто не хватает времени бегать в дамскую комнату каждые полчаса и причесываться. Это непрактично, девушки. Вы просто должны иметь такую прическу, которая всегда изящна и аккуратна. К тому же, сообразуясь с нашими правилами, необходимо иметь естественный цвет волос, — вот так, и не нужно изменять их цвет при помощи полоскания, осветления или подкрашивания, — и нужно, чтобы они были достаточно короткими и не касались воротничка вашей униформы.
Она дождалась, пока замерли крики.
— Я сделаю только предварительный осмотр, — сказала она. — Когда мы перейдем к деталям ухода за собой, мы отработаем наиболее подходящие вам стили причесок. Но, между прочим, я боюсь, что некоторым из вас придется навестить парикмахера сегодня вечером.
— Сегодня вечером!
Она сочувственно улыбнулась и начала осматривать первый ряд девушек. Здесь были две француженки, одна из них с милым «конским хвостом».
— Нет, «конский хвост» не подходит, Сюзанна, — сказала мисс Уэбли.
— Но…
Мисс Уэбли повернулась ко второй француженке, у которой, очевидно, волосы были подстрижены специалистом по стрижке пуделей.
— Я думаю, тебе придется их расчесать, Жаклин.
— Но…
И так далее, ряд за рядом, пока она не подошла к нашему. Только для трех девушек из первых пятнадцати осмотр прошел безнаказанно.
Она посмотрела на темно-красные волны волос на голове Донны и мягко спросила:
— Это ваш естественный цвет волос?
— О да, мисс Уэбли.
— Превосходно. Но, простите, они слишком длинны на спине и к тому же их слишком много спереди. Подрежьте их сегодня вечером, если можно.
— Но, мисс Уэбли…
Она повернулась ко мне.
— Кэрол, подстричься.
У меня даже не хватило времени открыть рот. Она подошла прямо к Альме. Она посмотрела, на предмет гордости Альмы — на волосы, венчающие ее голову, черные и блестящие, вьющиеся вокруг ее лица и шеи, и сказала:
— О, дорогая.
Альма ответила с застенчивым смешком:
— Это мои собственные, мисс Уэбли. Они спускаются до середины моей спины.
— Альма…
— Да. Такие волосы носят леди в Италии.
— Прости, Альма…
— Да. В Италии мужчины говорят женщинам, как они должны носить волосы.
— Альма, видишь ли, правила…
— Ах! Эти правила не для итальянских девушек. Для американских девушек — да. Для французских девушек — да-они, во всяком случае, обладают ужасными волосами. Для девушек любого другого сорта — да; но не для итальянских девушек. Нет.
Мисс Уэбли произнесла спокойно:
— Ты, может быть, права, Альма. Я поговорю с директором школы.
— Хорошо! — сказала Альма. — Он чуткий человек, Он поймет.
Мисс Уэбли вернулась к своему столу.
Донна зло прошептала мне:
— Мой Бог, это хуже, чем в армии. Какого дьявола они не прикажут нам пойти, и обриться наголо, а затем снабдят нас париком.
— Спокойно, — сказала я.
— Не успокаивай меня. Я готова лопнуть от злости.
— Теперь, — сказала мисс Уэбли, -давайте поговорим одну минуту о гигиене. Девушки, я не должна говорить вам о важности гигиены…
Она была прервана опять Бетти, девушкой в очках, которая работала у мистера Гаррисона. Бетти решительно вошла в классную комнату и протянула ей сложенный листок бумаги; и я праздно размышляла, какого беднягу поволокут на ковер на сей раз. И по какой причине? Улыбка одному из швейцаров в «Шалеруа», может быть.
Мисс Уэбли произнесла:
— Кэрол Томпсон.
— Я не поверила своим ушам. Ох, нет! Снова лицом в грязь! Это невозможно. Что я сделала на этот раз? Существовала ли справедливость на этом свете? И мое сердце начало биться «стук-стук», потому что я знала, что не выдержу, чтобы два утра подряд меня выволакивали перед очи мистера Гаррисона и сдирали шкуру.
Я поднялась, дрожа как лист.
Мисс Уэбли сказала:
— Пожалуйста, отправляйся в кабинет доктора Дьюера. Бетти покажет тебе дорогу.
— Доктор кто?
— Доктор Дьюер, доктор Рой Дьюер.
Я сказала:
— Мисс Уэбли, я вчера проходила медосмотр — я была в кабинете доктора Шварц.
— Ох, нет. Это совсем другое. — Мисс Уэбли обратилась к классу: — Девушки, я объясню это. Доктор Дьюер — психиатр, прикрепленный к школе. Он хотел бы переговорить с каждой из вас в то или иное время. Кэрол, ты пойдешь с Бетти? Не заставляй ждать доктора Дьюера.
Я подумала: святая макрель, это конец. Психиатр. Что они выдумают в следующий раз?
Это был человек в роговых очках, которого я видела с мистером Гаррисоном во время всех трех встреч. Бетти покинула меня перед его комнатой, которая находилась на втором этаже, и когда я постучала в дверь, не могла себе представить, кто там ждет. Затем дверь открылась, там оказался он, настроенный очень дружественно, но все еще загадочный, одетый в элегантный синий костюм, который в одно и то же время был официальным и нет.
— Хелло, мисс Томпсон, -сказал он. — Приятно видеть вас. Проходите. — Он закрыл дверь, указав мне на удобное кресло с кожаной спинкой и кожаным сиденьем, и сказал: — Устраивайтесь поудобнее. Не хотите ли сигарету?
Я подумала: сигарету. Хм. Могу я ее взять или нет? Ну, Грязная Морда, это ведь не человеческое существо. Это психиатр. Теперь будь очень осторожной.
А затем я подумала: какого черта. Если я достаточно взрослая, чтобы подвергаться психоанализу, то я достаточно взрослая, чтобы закурить. Я сказала:
— Спасибо, сэр. С удовольствием закурю.
— Хорошо, — сказал он. Он предложил мне «Кент» и дал мне огня, и когда все это было закончено, он сел в свое кресло и посмотрел на меня через стол. Я смотрела прямо на него, честно и откровенно прямо в его глаза, без следа страха, так, как вы намерены смотреть на гремучую змею, если вам доведется встретить ее на своем пути.
Волнение было: за последние несколько дней слишком часто мне причиняли боль люди, которые, как я решила, заслуживали доверия. Мистер. Гаррисон, который был приятным, каким только можно быть, и который фактически разрушил мою веру в человеческую природу. И доктор Шварц, такая милая и очаровательная, которая собиралась доложить о том, что Джурди имела ребенка много лет тому назад. Даже наша мисс Уэбли внесла свою лепту, действуя так, как будто она мухи не обидит, а затем напугав нас до смерти. А здесь был другой из того же самого выводка. Приятный? Ей-Богу, он был приятнее их всех. Он почти сразил меня наповал в тот момент, когда заговорил, его голос был таким теплым и спокойным. Он был разумного размера, не такой большой, но и не маленький, и его черты были равным образом разумные — умеренное количество темных волос, интересный рот и ямочка на подбородке, которая не совсем подходила. Разумность была во всем, кроме этих серых глаз с темными зрачками (и не просто темными зрачками, но с большими черными зрачками, двойными зрачками, может быть, как у Элизабет Тейлор). По-моему, ему было около тридцати или тридцати двух. В общем, он был славный образец научного работника, которых видишь с каждым днем все больше и больше. И в самом деле, он не мог быть еще более приятным. Очаровательный, именно очаровательный. Моя мать обожала бы его. Итак, я попыхивала сигаретой и бесстрашно смотрела в его глаза, прямо и честно, именно так, как, видимо, по-вашему, следует смотреть на удава, когда вы его обнаружите по соседству.